Возвращение в Панджруд

“Но” состояло в том, что Фатимиды не брали на службу тюркских гулямов: они традиционно формировали свои гвардейские части выходцами из африканских племен — преимущественно сомалийцами.

Тюрка ждала другая дорога — в Багдад, к халифу, к Аббасидам. Именно там тюрок имел возможность исправно тянуть солдатскую лямку. Подчас кое-кто из них становился видным военачальником — и тогда мать-степь пожинала наконец плоды своего долготерпения.

Следовательно, если эмир Назр переметнется к Фатимидам...

— Нам с ними не по пути, — отрезал старик.

— Да, дядя, — согласился Ханджар-бек. — Вы совершенно верно сказали: нам с Фатимидами не по пути...

— Что ты повторяешь, как попугай?! — рассердился вдруг Ай-Тегин. — Дело говори!

— Простите, дядя, — Ханджар-бек низко склонил голову. — Я ведь и толкую... Когда имамы созвали военачальников, меня не было в городе. Сами они спорили-спорили да так ни на чем и не сошлись.

— Начальник кавалерии был? — спросил Ай-Тегин.

— Был. Но на него надежды мало. Как бы, наоборот, все дело не испортил. Боюсь, через него до государя дойдет...

— Конечно. Он же не тюрк.

— Ну да. Он не тюрк. И возвысил его эмир сильно.

— Это было давно, — заметил старик. — Небось уж забыл, что возвысили. Думает небось, что так и надо: за его таланты ему положено.

— И в делах веры он нетверд.

— Начальник кавалерии нетверд в делах веры? — удивился Ай-Тегин.

— Он же с этим, как его... близок очень, — Ханджар-бек поморщился и постучал одним указательным пальцем о другой. — С Царем поэтов-то. Который нынче при дворе поэтами командует. Как говорится, с гнилого дерева какую ветку ни сруби...

Глава рода некоторое время пытался вдуматься в сказанное, потом пожал плечами.

— При чем тут Царь поэтов?

— Говорю же, братья они, — пояснил командир гвардейцев. — А этот Царь поэтов... Рудаки его зовут, вспомнил. Этот Царь поэтов с Балами дружен.

— С визирем, — холодно уточнил Ай-Тегин и сощурился.

— Ну да.

— Уж этот-то нашу веру никогда и в грош не ставил.

— Не ставил, — согласился Ханджар-бек. — И сейчас не ставит.

— Вообще не понимаю, как его эмир терпит, — вздохнул Ай-Тегин.

— Это точно, — кивнул Ханджар-бек.

И недовольно покачал головой. В данном случае его недовольство относилось к последним словам. Поддакнул дяде — а на самом деле хорошо понимал, что в многотерпении эмира нет ничего удивительного. Да, собственно, и многотерпения никакого нет.

Что ему терпеть? — визирь Балами неустанно доказывает, что им движет одно-единственное стремление: добиться, чтобы власть эмира Назра была надежней, чем жерди погребальных носилок. И что же — отказаться от такого визиря? Уж чего-чего, а безрассудным эмира никто не назовет.

— Другой бы давно уж все по своим местам расставил, — с досадой сказал Ай-Тегин. — Но что ты хочешь от этого человека? Старая мочалка он, а не эмир. Я когда еще понял, что он в делах не разбирается. Так и будут у него на шее неверные сидеть. Так на чем сошлись?

— На следующий день пришли ко мне. Так и так, мол. Надо что-то делать, а то вера совсем порушится. Я предложил идти к Большому сипах-салару. К главнокомандующему. И сказать открыто. Так и так, мол. Бухара волнуется. Не желает Бухара государя неверного. Возьми ты, Большой сипах-салар, власть государя, а мы станем твоими верными подданными...

— Это к Фариду-мукомолу, что ли? — брюзгливо спросил старик.

— Ну да, — сказал Ханджар-бек.

Старик крякнул и покачал головой. Сами пришли: на, владей!.. Какой ни будь дурак этот Фарид-мукомол, а и он сообразит, что надо соглашаться. Соглашаюсь, дескать, чтобы дела веры поправить. А при чем тут вера, если золотое яблоко Бухары падает в руки?

— Он не тюрк, — хмуро заметил Ай-Тегин. — И дурак.

Его подмывало спросить, не пробовал ли Ханджар-бек одновременно предложить будущему эмиру подходящего по его положению визиря — Ай-Тегина? Ай-Тегин старше всех, опытней... умнее, в конце концов.

Но сухое жжение в груди, какое происходит от разрушения надежд, однозначно говорило: не надо спрашивать, и так все ясно. Не пробовал он.

Эх, племянничек. Даже и мысль такая в голову не пришла. Эх, люди, люди!..

— Не тюрк, — кивнул Ханджар-бек. — Но понимает, что без тюрков к трону дороги нет.

— Ну да, — желчно сказал Ай-Тегин. — Сейчас понимает. А как доберется до трона — забудет.

— Забудет — напомним, — сухо ответил Ханджар-бек. — Слава богу, есть кому напомнить. Полно свидетелей.

— Ну да, свидетельствовала мышь на суде у кошки, — проскрипел Ай-Тегин.

Жжение в груди не утихало.

— Карим! — сипло крикнул он. — Принеси кумысу!

Они помолчали.

— Ладно, — вздохнул старик, потирая ладони. — Ну хорошо... предложили вы ему. Согласился?

— Согласился.

— Еще бы ему не согласиться, когда целое царство на блюде протягивают. — Старик снова досадливо покачал головой. — Ну и что?

— Ну и все. Сказал, что надо думать, как это дело устроить. Как ловчее подготовить, чтобы до эмира прежде времени не дошло.

— Думать... Что тут думать! Дело надо делать! Во дворец идти!

Ханджар-бек пожал плечами.

— Ну что вы говорите, дядя. Нельзя просто так идти во дворец. Охрана порубит — и до свидания.

— Охрана наша.

— Не вся, далеко не вся.