Возвращение в небо

Именно на таком вертикальном пике "мессершмитт" догнал французского летчика Блетона, и тот вынужден был выброситься из горящей машины на парашюте. Наши летчики и "нормандцы" видели с высоты, как Блетона на земле схватили гитлеровцы. Теперь при встрече с "нормандцами" мне каждый раз приходилось успокаивать товарищей рассказом о том, как я сам вырвался из плена и вернулся к своим. Да и у французов уже был подобный инцидент. Их летчик Фельдзер, сбитый в воздушном бою, вытерпел страшные муки того же концлагеря, в котором находился советский летчик Михаил Девятаев. Девятаев, как известно, бежал из неволи на немецком самолете. Фельдзер тоже вырвался из концлагеря, прошел через всю Германию, попал во Францию, а оттуда снова вернулся в родной полк.

Блетона я знал лично, видел его в бою. Этот храбрый человек с честью выдержал выпавшее на его долю испытание. Гитлеровцы перевезли его из Пиллау в Мекленбург. Город ежедневно бомбили "петляковы". Как-то, воспользовавшись паникой во время бомбежки, Блетон ушел из-под охраны, бежал и вскоре присоединился к наступавшим на Мекленбург советским войскам. Затем он вернулся на По-2 в свой полк и прославился еще не одним подвигом.

Терять боевых друзей, когда победа уже близка, было особенно тяжело.

В феврале в труднейших боях от огня зенитов погибли молодой летчик Иван Ковалев и один из ветеранов полка мой друг Анатолий Плотников. С каждым днем, приближавшим нас к победе, все тяжелее воспринимало сердце гибель боевых побратимов. Анатолий Плотников - боль моя, вечная скорбь, незаживающая рана в душе. Мой ведомый, потом командир звена, в последнее время он являлся начальником воздушно-стрелковой подготовки полка. Не было, по-моему, у нас человека, умевшего так метко стрелять, так далеко видеть в полете, так точно и ярко рассказывать о перипетиях проведенного поединка, так грамотно анализировать действия участников боевого вылета. Анатолий Плотников, героической и доброй души человек, погиб в дни напряженных боев. Мы несколько раз летали вдвоем над заливом Фриш-Хаф, как когда-то ходили на Черное море. Там, от косы Фрише-Нерунг, по льду, укрепленному ветками, сеном, настилами, пролегали дороги, по которым шло снабжение Кенигсбергского гарнизона. Там мы с Плотниковым уничтожала боевую технику и живую силу врага.

Наша свободная охота в тот последний раз тоже была успешной; мы умели находить противника. В то утро мы проскочили далеко в море, чтобы внезапно напасть на автоколонну, двигавшуюся по ледяной дороге. Тут-то я и заметил некоторые изменения в наземной обстановке: оказывается, ночью по заливу прошел вражеский ледокол, который провел к причалу самоходные баржи и катера. Войска противника потоком хлынули к ним, начали грузиться. Сделав небольшую горку, я пошел в атаку. С барж по нас неожиданно открыли огонь зенитки. Мой самолет успел проскочить огневую завесу, а самолет Плотникова, повторив мой маневр, попал прямо под обстрел. Когда я оглянулся, "лавочкин" моего ведомого уже дымил. Через несколько минут он вспыхнул, но продолжал лететь: Анатолий пытался дотянуть до берега. И он достиг цели, но машина стала неуправляемой, рухнула на землю.

Я прилетел домой один. Случившееся потрясло меня. Не было ни сил, ни желания выходить из кабины, рассказывать о гибели друга...

В тот же день, 17 февраля 1945 года, в приказе Верховного Главнокомандующего среди армий, корпусов и дивизий, отличившихся в боях за взятие восточнопрусских городов Вормдитт и Мельзак, были названы также фамилии командиров двух авиационных полков - майоров Лавриненкова и Дельфино. Наш полк такой высокой чести удостоился впервые...

Фашисты, отступая на север, приблизились к нашему благоустроенному аэродрому. Они уже начали обстреливать нас, когда мы взлетали или садились. Но мы с "нормандцами" все же сумели отметить здесь День Краснов Армии и Военно-Морского Флота. Ни горестные потери, ни артиллерийский обстрел не нарушили этой традиции.

Мы пригласили французских летчиков в столовую. Накрытые столы, песни, горячие рукопожатия и теплые слова оставили у всех незабываемое впечатление. В руках Григория Пухова, того самого, который аккомпанировал нам еще в Ростове, и на этот раз оказался баян. Мы танцевали, пели, обменивались в качестве сувениров теми немудреными вещицами, какие имелись у каждого. И конечно, поминали друзей, тех, кто погиб в Восточной Пруссии. Война, хотя и шла к концу, еще бросала нам в лицо порывы смертельных ветров.

Вместе с соседями, нашими боевыми друзьями "нормандцами", мы перебазировались подальше от фронта. Мартовские дни стали длиннее, небо выше. В эти дни советские войска пошли на решающий штурм укреплений противника. Авиаторы тоже не сидели сложа руки - выискивали и уничтожали "мессершмиттов". Гитлеровцы, правда, пытались подлавливать нас. Именно в связи с этим мне, командиру полка, в последние месяцы войны нередко приходилось пресекать отдельные проявления беспечности и бравады со стороны наших летчиков.