Возвращение в Ивто

1956-й, вторая слева во втором ряду­

«Главный праздник в нашем приходе — это гуляния в начале июля, которые открываются шествием учениц нашей школы в карнавальных костюмах. Девочки, одетые цветами, наездницами и прекрасными дамами, танцуют и поют на улицах города — так частная школа демонстрирует собравшейся на тротуарах толпе свои достоинства, показывает, насколько она изобретательнее и выше классом, чем обычная, государственная школа, чьи ученицы неделю тому назад прошагали строем до ипподрома в строгих спортивных костюмах».

(«Стыд»)

Вверху: Фото на документы

Внизу: 1957-й, у Малого моста, рядом с вокзалом

«Я стала презирать социальные условности, религиозные обряды, деньги. Я переписывала стихи Рембо и Превера, наклеивала фото Джеймса Дина на обложки тетрадей, слушала „Плохую репутацию“ Брассенса, скучала. Мой подростковый бунт был романтическим, как если бы я росла в буржуазной семье».

(«Женщина»)

1957-й, в десятом классе пансиона

«После того как отгремят выпускные из девятого, вместе со старшей школой наступает всеобщая расслабленность. Учительница математики, необъятная женщина в черной накидке поверх клетчатой блузки, кричала: „Девушки, в вас нет священного огня! Вы немы, вы вялы! Священного огня мне, ну же!“»

(«Замороженная женщина»)

1957-й, с Одиль, еще одной школьной подругой

«Как и многие другие девушки, я „курсирую“ туда-обратно мимо магазинов. Мальчики тоже ходят туда-сюда под быстрыми оценивающими взглядами: этот ничего, этот совсем страшный. Порой — остановки».

(«Замороженная женщина»)

1957-й, в пансионе Сен-Мишель, у зеленого грота

«В мае мы молимся перед статуей Девы Марии, которая возвышается на пьедестале в глубине зеленого грота, имитирующего грот в Лурде».

(«Стыд»)

1957-й, во дворе у кафе

«Теперь она знает свой социальный уровень — у нее дома нет ни холодильника, ни ванной, туалет во дворе, она так и не побывала в Париже — значит, ниже одноклассниц»5.

(«Годы»)

1957-й, в саду

«Представляя самое далекое будущее — после выпус­кного, она видит себя, свое тело, свою походку по образцу женских журналов: стройная фигура, длинные волосы, рассыпанные по плечам, как у Марины Влади в фильме „Колдунья“»6.

(«Годы»)

1959-й, с матерью у входа в кафе

«Мама была владелицей магазина, а значит, в первую очередь принад­лежала клиентам, которые нас „­кормили“».

(«Женщина»)

1959-й, мой отец

«Люди фотографируются с тем, чем гордятся — свое дело, велосипед, позже четырехлошадный „рено“».

(«Свое место»)

1966-й, мой отец обслуживает посетителей

«Папа тоже отличался от клиентов — он не пил, по утрам не уходил с котомкой за спиной, его называли хозяином, и он мог строго взыскать с должника».

(«Пустые шкафы»)

1961-й, во дворе, у гаража

«Он просто смиренно наблюдал за моей странной, нереальной жизнью: двадцать с лишним лет, и всё еще за партой. „Она учится, чтобы стать преподавателем“. Чего именно, посетители не спрашивали — важно само название, да он никогда и не помнил».

(«Свое место»)

Лето 1961-го, на углу магазина и под вишней

1962-й, у входа в погреб, с Мари-Клод

«Видя ее на фотографии — красивую, спокойную, — и не подумаешь, что больше всего она страшится безумия, считая, что лишь литературный труд или, может быть, мужчина способны уберечь от него хотя бы на время. Она начала писать роман»7.

(«Годы»)

1962-й, в саду

«Будущее представляется ей огромной красной лестницей с картины Сутина: она вырезала репро­дукцию из журнала „Чтение для всех“ и наклеила на стену своей комнаты в студенческом обще­житии»8.

(«Годы»)

ПИСЬМА МОЕЙ ПОДРУГЕ МАРИ-КЛОД

Ивто, 14-08-57

Мари-Клод, дорогая,

Это письмо будет написано в другом тоне, чем то, которое я отправляла тебе в прошлый раз. Нет, я не получала вестей от своего пресловутого «него» (и вообще, пошел он к черту!), и нет, мое сердце не вспыхнуло снова, но я опять обрела веру в жизнь, правда в данный момент эта жизнь не очень-то веселая. Мама заболела, доктор сказал, это стенокардия — так себе новости. И к тому же у нее парализовало глаз, но это пройдет.