Возвращение в грядущее

— По инициативе одного из руководителей радиообсерватории, моего отца, почтенного профессора Джорджа Хьюша-младшего, сигналы были переписаны с еще большей скоростью, чтобы перевести их в звуковой диапазон. После ряда попыток нам все же удалось услышать голос из космоса, с которым мы и решили ознакомить наших коллег в Европе, Азии, Южной Америке и Канаде, — с ударением на последнем слове закончила она.

— По-видимому, это обрывки земной речи, — вступил снова мужской голос, на экране появился теперь сухой и седой профессор Хьюш-младший. — Повторы сигналов помогли уточнить звуки, но… К сожалению, леди и джентльмены, наше знание земных языков оставляет желать лучшего, а потому мы обращаемся ко всем тем, кто лучше нас может решить новую космическую загадку. Наша торопливость объясняется тем, что мы не исключаем смысл этого послания, как «сигнал бедствия».

— Сигнал бедствия! — в ужасе воскликнула Надя. — Я так и знала!

— Мы уже разослали всем радиообсерваториям мира режим, в котором нам удалось принять космические сигналы, чтобы при их повторе или при анализе прежних незамеченных записей можно было бы судить о смысле принятых обрывков скорее всего русской речи, судя по первому слову, близкому к названию романа писателя Гончарова. А также несомненно русских слов: «был» и «рыло». Едва ли нас можно упрекнуть в повторе «космического ребуса». Мы с моей супругой, профессором Джосиан Белл, находим, что вторичное обнаружение Мальбарской радиообсерваторией радиосигналов, ускользнувших от общего внимания, говорит в ее пользу, тем более что сто лет назад такой же случай привел к открытию пульсаров, нейтронных звезд. Особо символичным нам представляется расшифровка нашего предыдущего открытия в инфракрасном диапазоне, оказавшимся прекрасным русским словом «надежда», и мы хотим, чтобы надежда и на этот раз осветила принятое нами загадочное послание, звуки которого вы сейчас услышите.

После этой научно изысканной речи профессор Хьюш исчез с экрана, где снова появилась бегущая лента с записанными радиовсплесками. Одновременно послышались шумы, треск, хрипы и отдельные слова или части их с провалами звучания.

Бурунов догадался включить магнитофон.

«Обры… ра… пом… был… ну… сер… рыло…».

— Здесь что-то не так! — заметил профессор Бурунов. — Другой масштаб времени — это же антинаучно! Скорее отражение и искажение в космосе земных сигналов. Эффект Штермера. Начало XX века.

— Я не знаю расшифровки этого послания, но последнее слово это никак не рыло, это подпись Крылов. Папа жив!

— Тогда это факт для новой теории, — заметил академик, выразительно взглянув на внучку.

— Обрыв? — сказала Кассиопея. — А я думала, что в космосе гладкая дорога.

— Я лечу в Звездный комитет, — объявил академик. — Вас, Константин Петрович, с помощью нашей математички Нади попрошу запрограммировать мой персональный биолазерный компьютер на расшифровку послания. Все-таки миллиард попыток в секунду! Разгадает!

Наталья Витальевна и Кассиопея убирали со стола нетронутые тарелки.

ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ

Мужество в несчастье — половина беды.

В. Гете

У костра сидели трое.

Вечер обещал быть длинным, заря долгой. Высокие облака над нежно-оранжевой частью неба казались темными, но с раскаленными добела краями, освещенными уже зашедшим солнцем. Вода в реке выглядела тихой, озерной, с отраженными в ней, перевернутыми деревьями другого берега. Причаленная возле костра лодка словно приглашала сесть в нее, чтобы перебраться туда.

Седой человек, невысокий, плотный, одетый в жесткую рыбачью робу, привстав на коленки, перемешивал деревянной ложкой похлебку в котелке над светлыми углями.

— Не беда, коль рыбы не наловивши, уху не сварим, — посмеиваясь, говорил он. — Нам к консервам за год пора привыкнуть. А от похлебки настоящим земным духом пахнет, под стать окружающей красоте.

— Да уж красиво, чего говорить! — низким басом заметил высокий худой мужчина в ватной, припасенной для рыбалки телогрейке. Лицо у него было длинное, скуластое и суровое. — Но вот звезд, главное, не видно, — вздохнул он.

— И от них отдохнуть не мешает, — отозвался первый.

— Дядя Крылов, — вступил третий, тоже в робе, самый молодой, но рано лысеющий, а потому без юношеских кудрей, но с юным задумчивым лицом. — Вы ведь так позволили себя называть у костра.

— А как же! На рыбалке — как на рыбалке! Без звезд и чинов.

— Правда, что дед ваш или прадед Крылов, кажется, Иван Кузьмич, в тайгу за Тунгусским метеоритом вместе с самим Куликом ходил? Примечательный, должно быть, человек был?

— Кое-что о прадеде своем знаю. Простой, но «себе на уме» был старичок. Желудем себя называл, дескать, от желудей дубы растут.

— Вот вы и выросли.

— Эй, Галлей, меду командиру не лей! — вставил высокий.

— Нет здесь командиров, рыбаки одни, — строго произнес Крылов. — А с Тунгусского метеорита все наше дело и началось. Особенно после одной находки во время такой же вот рыбалки, даже вроде бы на этом самом месте, если хотите знать.