Никто из студентов, конечно, не понял смысла строчки великого поэта родины великана-профессора. Да и на родной Земле мало кто знал о причудах Михаила Лермонтова, который порой задумчиво завязывал кочергу узлом, не подозревали столь необычной физической силы у певца Красоты и Печали, страдающего от своей нескладной, как ему казалось, внешности. [22]
Ошеломленный Неккий непроизвольно спросил:
— О чем звезда звезде говорит?
— В данном случае о том, что такая участь должна постигнуть все мечи на Землии, чтобы нельзя было вынуть их из ножен, — ответил для всех Бережной. — Я скрутил меч в «кольцо мира».
Вопль восторга потряс аудиторию. Джордания Бруния окружили возбужденные юноши, перед которыми открывалась сейчас цель жизни, истинное рыцарское назначение.
Лишь оскробленный Неккий побежал жаловаться ректору университета, который был связан с тритцами еще во время их завоевания Френдляндии.
Пришлось профессору Джорданию Брунию отправиться в роскошную ректорскую келью, уставленную под сводчатым потолком шкафами с ценными фолиантами за хрустальными стеклами.
Важный седобородый старец с нависшими бровями, сидя за массивным столом, строго встретил виновника скандала.
— Кто ты, свершивший чудо Джорданий Бруний? Как мог ты затронуть рыцарскую честь?
— Я не колдун и не святой, ваша всемудрость, — ответил Бережной. Идеи, которые я проповедовал студентам, не расходятся с учением вашего божественного Добрия. Их следует распространить на всех людей, на все народы. Идеи эти достойны подлинной рыцарской чести.
— Откуда ты, Джорданий Бруний? Если бы тебя не прислал сюда сам Великопастырь всех времен и народов, я заподозрил бы тебя в вероотступничестве, ибо святая папийская церковь всегда благословляла и благословляет добриянское воинство на рыцарские подвиги.
— От этого-то и надлежит отказаться, пока не поздно.
— Когда же может быть поздно, странный сын мой? — насторожился ректор, теребя длинную бороду.
— Когда вместо мечей в руках людей окажутся молнии, разящие стихийной силой, способные, в конечном счете, уничтожить всех живущих на вашей Землии людей.
— Что ты имеешь в виду, профессор Джорданий Бруний, под словом «вашей Землии»? Разве она в равной степени не твоя?
— Нет, ваша всемудрость. Я прилетел сюда с другой планеты, во многом сходной с Землией.
— Не хочешь ли ты сказать, что, кроме Землии, созданной, по Гиблии, Всевышним, существуют еше и другие обитаемые Землии, населенные подобными нам с тобой — поскольку нет между нами разницы — людьми?
— Именно в этом я должен признаться вам, ваша всемудрость.
— Кощунственные слова произносишь ты, несчастный, о чем не посмею молчать!
— Они не противоречат здравому смыслу.
— Они противоречат Гиблии.
— Как раз в Гиблии вы можете прочесть: «Сыны неба сходили на Землию и, увидев, что дочери ее красивы, брали их себе в жены. И с тех пор пошло племя Гигантов». [23]
— К гигантам по непомерному росту твоему ты отнести себя можешь, но утверждение твое, что, кроме Землии, есть еще и какая-то Земля, скорее всего ересь, в чем разберутся в Святикане. Одумайся, отрекись!
— Я могу отречься только от применения любого оружия, ваша всемудрость.
Седобородый ректор нахмурился и сокрушенно покачал головой.
Скоро Неккий с врученным ему ректорским письмом вскочил на коня и помчался в Святикан.
Глава шестая
ГОДДОН И САМОРРА
И обрушились с виманы (летающей колесницы) на «Тройной город» разящие молнии, вспыхнув ярче десяти тысяч солнц.
В Святикане Галлей и Федоров, сидя в своей звездной башне, по браслетам личной связи уже знали и про свернутый в кольцо меч Неккия, и о недовольстве ректора университета, и о письме его Великопастырю всех времен и народов.
Святиканские звездоведы могли ждать самого худшего.
— Думаю, Вася, — говорил Федоров, — нам угрожают подземелья СС увещевания. Нервный паралич, который уже год спасает Крылова от костра, вот предостережение. Не встретить ли и нам слуг увещевания в таком же, как Крылов, состоянии?
— Нет, друг Федя, — гордо ответил Галлей. — Или я ничего не понимаю в психологии властителей.
— Что ты имеешь в виду, Вася? Нам нельзя рисковать. Надо и Бережного предупредить.
— Ты слишком осторожен, Федя. Риск не просто благородное дело, как говорили когда-то. Риск — это прием борьбы. Бывает, конечно, что проводящий прием борец сам оказывается на ковре. Но на то мы и люди другого века, чтобы не оказаться внизу.
Федоров, конечно, знал о Васином хитроумном плане.
— Что ж, — спокойно ответил Федоров. — Я за тобой, как друг, пошел в звездоведы в самое их святиканское пекло. Пойду за тобой и сейчас. Но говорить с всесильными ты мастак, а не я. Это не стаканы взглядом катать.