Возвращение в Арден

Пока продавщицы продолжали хихикать и обмениваться впечатлениями, я прошел вглубь магазина. Я шел мимо неописуемых предметов одежды, свирепых игрушек и ярдов материи, годной разве для лошадиных попон. Раздражение ощущалось все сильнее. На втором этаже я обнаружил прилавок с книгами. Одна из обложек привлекла мое внимание – ее написал мой профессор литературы, знаменитый филолог. “Волшебный сон”. Унылая монография о поэтах девятнадцатого века в развеселой обложке, на которой длинноволосый юноша, похоже, одурманенный каким-то зельем, нежился в объятиях сильно раздетой красавицы – очевидно, Музы. По внезапному побуждению я взял книгу и сунул ее в карман куртки. Именно это издательство должно было, по всей видимости, опубликовать мою грядущую книгу о Лоуренсе. С опаской оглянувшись, я убедился, что мое воровство осталось незамеченным. Проходя мимо кассы, я все же положил рядом пятидолларовую бумажку и поспешил на улицу.

И попал чуть ли не в объятия Бертильсона. Клянусь, что в первую очередь его розовое лунообразное лицо с вечной лицемерной улыбкой обратилось к моему карману, где лежал “Волшебный сон”, и лишь потом он посмотрел на мое лицо. Потолстевший и облысевший, он показался мне еще неприятнее, чем раньше. Его жена, прямая, как палка, и несколькими дюймами выше него, стояла рядом, глядя на меня так, будто каждую минуту ожидала какой-нибудь пакости.

И, признаюсь, у нее были для этого основания. Когда мы с Джоан только что поженились, пастор неустанно изводил нас своими поучениями, и в одну пьяную ночь я написал ему издевательское письмо. По-моему, я написал, что он недостоин носить свой воротничок.

Он это тоже помнил, и за всегдашней слащавостью в его глазах сверкали ледяные искорки.

– Молодой Майлс. Какая встреча! Молодой Майлс.

– Мы слышали, что вы вернулись, – добавила его жена.

– Я хотел бы видеть вас завтра на службе.

– Что ж, я...

– Я опечалился, услышав о вашем разводе. Большинство браков, которые я совершал, так не кончались. И очень немногие из повенчанных мною оказались так остроумны, как вы и ваша... Джуди, кажется? Немногие писали мне такие письма.

– Ее звали Джоан. И мы никогда не разводились в том смысле, в каком вы думаете. Она погибла.

Пасторша поперхнулась, но Бертильсона было не так-то легко сбить. Он продолжал смотреть на меня в упор:

– Мне жаль.Искренне жаль вас, Майлс. Быть может, хорошо, что ваша бабушка не дожила до того, как вы...

– Как я что?

– Вы, похоже, обречены оказываться рядом, когда гибнут молодые женщины.

– Меня даже не было в городе, когда убили эту девушку. И когда погибла Джоан, меня тоже не было рядом.

С тем же успехом я мог объяснять что-то бронзовому Будде. Он улыбнулся:

– Я должен извиниться. Вы меня не так поняли. Но, раз уж вы упомянули об этом, должен сказать, что мы с миссис Бертильсон находимся в Ардене с миссией, которую я мог бы назвать миссией милосердия, именно в связи с событием, к которому вы объявляете свою непричастность.

Он привык говорить в терминах проповедей, но понять его было можно.

– Извините, но мне нужно идти.

– Мы были у ее родителей, – он все еще улыбался, но теперь улыбка выражала печальную серьезность. – Так вы знаете об этом? Слышали?

– Слышал. Я пойду.

Неожиданно заговорила его жена:

– Вам было бы лучше уехать туда, откуда вы явились, Майлс. Вы оставили здесь слишком плохое впечатление. Ее супруг продолжал фальшиво улыбаться.

– Тогда пришлите мне еще один чистый лист, – сказал я и ретировался через улицу в бар Фрибо. Там я пропустил подряд несколько рюмок и, вслушиваясь в неразборчивое бормотание Майкла Муза по радио и разговор мужчин у стойки, принялся раздирать книжку “Волшебный сон”. Сперва я оторвал обложку, потом вырвал несколько страниц и стал вдумчиво рвать их на части. Подошел обеспокоенный бармен.

– Я написал эту книгу и понял, что она ужасна, – объяснил я ему, спрятав обложку, чтобы он не мог прочесть фамилию. – Может же человек разорвать в баре свою собственную книгу?

– Вам лучше уйти, мистер Тигарден, – сказал бармен. – Вы можете прийти завтра, – я даже не обратил внимания, что он называет меня по фамилии.

– Нет, могу я разорвать мою книгу?

– Послушайте, мистер Тигарден, – сказал он. – Вчера вечером убили еще одну девушку. Ее имя Дженни Странд. Мы все ее знали и теперь немного волнуемся.

Это случилось так:

Тринадцатилетняя Дженни Странд пошла в кино с четырьмя подружками посмотреть фильм Вуди Аллена “Любовь и смерть”. Ее родители запрещали ей смотреть его; им не нравилось название, и они не хотели, чтобы их дочь училась сексуальным отношениям по голливудским фильмам. Она была единственной дочерью среди трех мальчиков, и отец, считавший, что сыновья вполне могут учиться сами, хотел учить дочь так, чтобы сохранить ее невинность.

Из-за смерти Гвен Олсон родители были необычайно осторожны, когда Дженни сказала, что идет вечером в кино с подругами. “Будь дома к десяти”, – сказал отец. “Конечно, папа”. Кино должно было кончиться еще до десяти, их опасения глупы, и она не хочет из-за чьей-то глупости терпеть ограничения.