Возвращение в Ахен

— Это закон, — ответил Эоган. — Так говорил Хозяин, когда я хотел выковать меч для одних побед и просил его помочь. Владеть всемогуществом — значит, пользоваться им, а это смерть и рабство для остальных. В конце концов, оно губит того, кто им наделен. И это только справедливо.

— Я не собираюсь никого убивать, — сказал Синяка.

На столе появился хлеб и чай в двух глиняных чашках — для хозяина и гостя. Подав угощение, Аэйт хотел улизнуть, но Синяка задержал его, взяв за плечо. Однако заговорил не с юношей, а с кузнецом.

— Ты дорожишь своим рабом, Эоган?

— Он не раб, — хмуро сказал кузнец. — Не трогай его, колдун.

— Твоя сестра хотела, чтобы я ушел. Я уйду, если ты отдашь мне его.

— Нет, — сказал кузнец.

С минуту он бесстрашно смотрел в ярко-синие глаза бродячего чародея, и Синяка первым отвел взгляд.

— Эоган, — повторил он, — этот мальчик попал к вам не по своей воле. Я пришел забрать его. Больше мне от вас ничего не нужно.

Кузнец покачал головой.

— Я не отдал его колдуну нашего племени. Почему я должен отдавать его тебе? Послушай, странник, я и сам знаюсь с силой и умею различать ее в других. Мое могущество — от Хозяина, в нем нет добра, потому я стараюсь не пускать его в ход. Наш колдун пьет чужую кровь и умывается чужой болью. А этот мальчишка наделен чистой и светлой силой, и будь я проклят, если не стану охранять его от ваших грязных лап.

Синяка выпустил Аэйта, но юноша не уходил. Он жался к плечу чародея и жалобно таращился на кузнеца.

— Давай спросим его, — предложил Синяка. — Раз он не раб, пусть отвечает.

Эоган посмотрел в испуганное лицо Аэйта и сказал очень мягко:

— Ты можешь выбирать, Аэйт.

Аэйт медленно зажмурился.

— Синяка, — прошептал он, — Мела с тобой?

— Да.

Тогда Аэйт открыл глаза и посмотрел прямо на Эогана.

— Пусть свет Хорса будет на твоем пути, Эоган, — сказал он дрогнувшим голосом. — Я хочу уйти к моему брату.

Считая разговор законченным, Синяка встал и двинулся к выходу. Эоган не пошевелился. Он только ссутулился, точно его придавила какая-то тяжесть. Аэйт сделал несколько шагов и вдруг остановился.

— Синяк, — сказал он нерешительно, — они ведь тут меня заколдовали… Я пытался было удрать, но не смог. Ноги сами приводили меня обратно.

Из полумрака донесся низкий голос Эогана:

— Это не моя работа. Можешь не смотреть на меня зверем. Это наш колдун…

— Я еще не знаю, как снять заклятие, — сказал Аэйту Синяка, — но что-нибудь придумаю. Ты мне веришь?

Не отвечая, Аэйт вцепился в его руку. Чья-то темная фигура появилась в дверях, и когда Синяка шагнул вперед, вихрем налетела на него, едва не сбив с ног. За синякиной спиной поднялся со скамьи Эоган.

— Что тебе нужно в моем доме, колдун?

— Кого привечаешь, кузнец? — завизжал в темноте колдун, размахивая руками. Амулеты и украшения, свисавшие с его одежды, мелодично звякали, но их тонкий звон заглушался скрипучим неприятным голосом. — Ты хочешь продать наше племя грязным морастам! А, гаденыш! — выкрикнул Алаг, протягивая к Аэйту костлявую руку и хватая его за косы. — Волосатая скотина! Я доберусь до тебя, и тогда десять кузнецов не смогут тебе помочь!

Аэйт молча, яростно отбивался.

— Оставь его, — сказал Синяка вполголоса.

Кузнец сдавил руку колдуна своими лапищами, так что Алаг скрипнул зубами от боли.

— Тебе сказали же, — процедил Эоган, — оставь его.

Алаг выпустил мальчишку, отступил на шаг и начал бормотать свои жуткие вирши, сотрясаясь всем телом в конце каждой фразы. Скрипучий голос, монотонно и ритмично повторяющий рифмованную ахинею, звон серебряных подвесок, резкие движения рук — все это внезапно сгустило в кузнице воздух. Огонь почти погас. Аэйт в смертной тоске обхватил голову руками и сел на пол. Даже Эоган привалился к стене плечом и тяжело задышал, а потом закашлялся.

Глаза Алага горели в темноте, светясь, как у зверя. И они злобно смотрели на Синяку. А оборванец, невесть откуда взявшийся, расставил ноги в стоптанных сапогах и с любопытством воззрился на колдуна, словно не понимая, что происходит. Алаг начал задыхаться. Наконец, когда он остановился, чтобы глотнуть воздуха, Синяка хмыкнул:

— Ты это что — заколдовать нас хочешь, что ли?

Алаг замер с раскрытым ртом. Ничуть не интересуясь состоянием колдуна, Синяка наклонился к Аэйту.

— Дай руку. Нам пора уходить.

Аэйт помотал головой, сидя на полу. По его лицу неудержимо катились слезы.

— Иди… — выговорил он с трудом. — Скажи Меле… Ну куда я такой пойду? Я умираю, Синяка…

— Глупости, — сказал Синяка, хватая его за подмышки и с силой поднимая на ноги. — Никто здесь не умирает.

Аэйт прижался к нему, хватаясь за синякину одежду. Чародей обнял одной рукой и прошептал ему в самое ухо:

— Перестань дрожать.

Неожиданно Эоган сказал прерывающимся от удушья голосом:

— Ты, кто без имени, — ты можешь раздавить эту гадину?

— Могу, — ответил Синяка, равнодушно глядя на съежившегося в углу Алага.

Сквозь кашель Эоган выкрикнул:

— Так сделай это!

Аэйт никогда не видел кузнеца таким взволнованным. Но Синяка ответил спокойно и грустно: