Возвращение Цезаря (Повести и рассказы)

Пришло долгое молчание. Наталья прижалась к ногам Михаила. Ее волосы щекотали босые ноги, жгли их, а костлявое жмущееся тело вызывало тошноту и слабость.

— Прости… прости… прости… — просила Наталья.

— Не знаю, — вяло сказал Михаил. — Выпить бы.

Наталья вскочила и бросилась в кухню. Она достала водку и принесла в стакане.

— Сулемы не подсыпала? — поинтересовался Михаил.

Наталья захлюпала, размазывая руками пятна крови на лице.

— Пей!

Она хлебнула и закашлялась. Тогда выпил и Михаил. И опять долгое-долгое молчание.

Светало. Из темноты проступало лицо Михаила с ввалившимися глазами. Наконец он сказал:

— Поесть бы чего?… Проголодался я.

Наталья побежала и принесла ему пирогов и еще водки. Он выпил и закусил пирожком. Жуя, сказал по-зимнему холодно:

— Что же, дело прошедшее. Но ты должна помнить, что я пожалел тебя, и век быть мне благодарной. Например, заботиться обо мне. Налей-ка еще, да и сама пей. Пей, говорю!

Он скверно выругался.

Они допили поллитровку, добавили к ней бутылку портвейна и свалились в пьяном сне. С той поры они выпивали частенько, обычно ночью, когда промеж них проходила тень убитого.

Поначалу Наталье пить было противно, потом ничего, а там и понравилось. Что до Михаила, то он теперь всегда был под хмельком. К тому же пристрастился к голубям, забаве дорогой, даже разорительной.

К сеням он сделал пристройку с отоплением и освещением, с сигнальным звонком на случай воров. Напичкал туда голубей. Были у него турманы, чайки, какие-то трубачи и мохначи, прочие — всего десятка три.

Все это бормотало, раздувало зобы, гадило и жрало, жрало, жрало…

7

Пошли годы трудные, беспокойные.

Хорошие квартиранты получили квартиры и съехали, приходилось брать любых, кто попадется.

И — попадались. Один платить отказывался и съезжать не желал. Был он черный, лупоглазый и страховидный. Принципиальный такой… О квартплате лучше было не заикаться. Станет, бывало, посреди двора и трубит:

— Меня немцы били-били — не убили, а ты деньгу рвешь! Отсиделись, сволочи, за чужими спинами! Дома строили! У-у, кулацкая зараза. Перестрелять вас надо!

— Уговор был! — вопила Наталья.

— К черту уговор! — гремел квартирант, ворочая глазами. — Бумаг я не подписывал! Отсиделись, мать вашу так! Куркули проклятые! Развратили всех! Куда ни плюнь, телевизоры, бостоны! Холодильники позавели, гады!

— Мой муж воевал!

— Тех, кто воевал, поубивали, твой гад в плену сидел! Р-рабы вещей! Ишь, развели частную собственность, дерут деньги с рабочего класса.

И все вот таким образом — для развлечения соседей. Долго терпела Наталья, и терпеть бы еще сколько, но подвернулся ремонт дома.

Она начала ремонтировать его сверху донизу.

У дома меняли подгнившие половицы, перекладывали печь, плохо державшую тепло. Заново покрыли крышу.

Лупоглазый выдержал ремонт печи, только накрыл свое барахло газетными листами да чихал от сажи, громко, словно стрелял из пистолета. Но когда явились плотники и выворотили половицы, он обругал всех в последний раз, взял чемоданишко, натянул выгоревшую фуражку с околышем и ушел. И скатертью дорожка!

Ремонт шел своим чередом. Подперев дом со всех сторон, выворотили нижние бревна и соорудили кирпичный фундамент. Поверх него, отгораживая стены от почвенной влаги, уложили черные листы рубероида.

Сорвали с карниза деревянные апухтинские штучки и сделали все строго и по-деловому. Кстати, и воробьи уберутся восвояси, поскольку именно они вили гнезда за финтифлюшками, они пачкали ставни.

Крышу выкрасили на три раза, дом стал как новый. Разумно и расчетливо улучшенный, он стал много удобнее для житья.

Все использовалось до конца. Даже старые плахи не стали жечь, а сгрохали из них в огороде капитальные парники. Из реек понаделали рам.

Михаил, распалясь, рыл землю и добыл за немалую цену прозрачную пленку. Ею и обтянули рамы.

Расход был велик, но возместился следующей же весной — огурцы и помидоры Наталья вынесла на рынок на пару недель раньше других и сорвала куш. Если бы в город не подкинули самолетом южные помидоры, вышло бы еще лучше.

Гладиолусы и флоксы, высаженные в теплицы, тоже принесли кое-что. Славно подзаработала Наталья.

В ходе всех этих хлопот камнем по голове стукнула смерть тети Феши.

Старуха умерла самым приятным образом — во сне после обеда. И сразу стала чужой. Исчезла с лица обычная брюзглая гримаса, тетя Феша лежала с довольной улыбкой.

Умерла тетя Феша? Это всколыхнуло улицу. Все шли смотреть, всех удивляла ее улыбка. Федор Зарубин, специализировавшийся на редисе с белым кончиком, сказал:

— Старуха-то неспроста улыбается, заварится теперь каша.

Похоронили тетю Фешу хорошо, с оркестром, нанятым на заранее отложенную ею сумму. Предсказанное стариком Зарубиным началось сразу после похорон. По завещанию все, до самого малого гвоздика, до последней щепки, назначалось Ваське. Но при одном непременном условии, что он будет покоить ее старость, будет хорошо ухаживать за ней, немощной.

Покоить так покоить… Но все соседи знали (и показывали где надо), что старуха была недовольна Васькой, жаловалась на разные его скверные штуки.