Возвращение троянцев

— Если войдёте в эту пещеру, вам конец! — повторил незнакомец, переводя дыхание после стремительного спуска со склона. — Похоже, что ты бессмертен, Гектор, коль скоро второй раз оказываешься жив после того, как никоим образом не мог выжить. Но даже в этом случае не рискуй!

— Откуда ты знаешь моё имя?! — выдохнул ошеломлённый троянец. — Кто ты такой?!

Незнакомец усмехнулся:

— Не узнаешь? Я, должно быть, изменился... А я сразу узнал и тебя, и прекрасную царицу амазонок, и даже Ахилла, хотя уж его-то увидеть живым не мог и думать. Только вот его я не успел остановить — не успел спуститься. А теперь надо его как-то выручить, раз он угодил в эту западню.

— Да кто ты, в конце концов, и почему мы должны тебе верить? — воскликнула Пентесилея.

— О, сатиры рогатые! — всмотревшись, Гектор вдруг вспомнил. — Или я сошёл с ума, или ты... Одиссей?!

— Да, у тебя хорошая память. Это я, — он заметил резкое движение Пентесилеи и предупреждающе поднял руку. — И давайте сейчас без лишних вопросов и всего остального. У нас найдётся много взаимных упрёков — но потом, потом... Если мы сейчас не поспешим, то ты снова потеряешь своего друга, Гектор. За мной, быстрее!

Троянец и амазонка переглянулись.

— Куда ты нас зовёшь? — спросил Гектор. — Ахилл вошёл в эти двери.

— А вам в них входить нельзя! — воскликнул итакийский базилевс и тут же понизил голос: — Послушайте, вы вправе мне не доверять, но ведь ты знаешь, Гектор, что я любил Ахилла! Эти двери ведут во дворец ведьмы, колдуньи Цирцеи, и этот дым — дурман, который лишает воли и разума. Но это проходит. Хуже будет, если ваш друг успеет выпить кубок её вина. Вот тогда... нет, стойте — говорю вам, в двери нельзя! Во дворец можно проникнуть сверху, минуя этот дым, хотя это очень опасно. Мы можем успеть. Скорее!

И Одиссей, поверившись, стал стремительно и ловко карабкаться по склону.

Глава 4

Подъём был круг. Ребристые камни, меж которых предательски осыпался крупный серый песок, кое-где поросли желтоватой травой, а из расщелин торчали, норовя вцепиться в ноги или поранить ладони, ветви колючих кустов. Изредка попадались сосенки, но хвататься за них нужно было с великой осторожностью — у иных корни держались слабо и ствол тут же наклонялся, грозя упасть. То и дело из-под ног шарахались мелкие рыжеватые крысы и бесшумно ускользали по камням ящерицы, а на плоских уступах, куда удобнее всего было бы поставить ногу, поблескивали тонкие кольца млеющих на солнце змей.

Тем не менее Одиссей поднимался по склону с необычайной уверенностью — он, определённо, не однажды и не дважды проделан этот путь. Гектор и амазонка не отставали от него, и он в этом не сомневался — за всё время пути он ни разу не обернулся, при этом продолжая говорить, быстро, иногда глотая слова, если приходилось переводить дыхание, но ясно и не путано:

— Мы будем наверху через четверть часа. А пока слушайте и, если можно, не перебивайте. Не знаю, слышали ли вы о Цирцее — легенд о ней ходит много... Этой твари не меньше ста лет, а выглядит она юной и прекрасной, потому что поддерживает свою молодость колдовством. Этот остров, как я понял, называется то ли Ээя, то ли Эея, на более звучное имя язык местных жителей не рассчитан. Здесь живёт малочисленное племя темнокожих дикарей. Они разводят коз, которых им кто-то когда-то завёз, а кроме них едят ещё друг друга — поедают своих же стариков и детей, если те рождаются слабыми, сжирают заболевших и раненых, словом, мясной пищи у них вдоволь. Цирцея захватила остров лет шестьдесят назад и сделала людоедов своими слугами, колдовством внушив им полную себе преданность. Раз или два в год шторма обычно прибивают сюда корабли — бывает, финикийские, иногда разбойничьи, и тогда колдунья развлекается. Входя в её дворец через клубы дурманного дыма, человек становится глуп и благодушен, доверчив, как дитя. Колдунья принимает странников, развлекает разговорами — а языков она знает уйму, и потом подносит кубки с вином. Выпив это вино, человек сразу теряет всю силу, а заодно и разум, становится подобен животному! Если Цирцея даёт ему понюхать корень какого-то растения, то у него вдруг пробуждается страсть к колдунье и бессилие на время пропадает. Но околдованный ни на что не способен, кроме любовных ласк, и ведьма тешит с ним свою бешеную плоть.