Возвращение троянцев

Утро было прозрачным и ласковым. Небо только что растворило в хрустальной голубизне алую кровь рассвета, и далёкий горизонт сделался неясным, в кружевной пене лёгких облаков. Чайки поднялись высоко, не видя добычи вблизи берега. Их крики уносились ещё выше, и с берега издали им вторил свист проснувшихся в береговых норках ласточек.

— Послушай, — вновь заговорила девушка. — Я тебя даже не поблагодарила. Ты меня, пожалуй что, спас. Была ещё самая крошечная возможность удержаться на утёсе, но скорее всего я бы упала и покалечилась. И уже когда прыгнула, вспомнила о твоей ране, о том, что тебе будет очень больно. Прости. Я веда и голос твой не сразу узнала — думала, это Ахилл.

— Он-то поймал бы тебя, как пушинку! — тихо рассмеялся Неоптолем. — Слушай, Авлона, не думай об этом — я рад, что так получилось. Ведь ты тоже меня спасла. И мне очень не хотелось бы, чтобы ты всё время мне напоминала о том, что я безногий.

— Я ни разу тебе об этом не напомнила. И вообще об этом не думаю.

— Зачем же пошла со мной вдоль берега? Может, боялась, что я свалюсь?

Она сердито, по-кошачьи фыркнула.

— Боялась бы, так бы и сказала. У амазонок не принято врать. Нет, мне просто хотелось с тобой пойти.

— Я что, нравлюсь тебе?

«Круто забирает!» — подумала Авлона, впрочем, не удивившись его решительности, и ответила не менее решительно:

— Да.

— Что, правда?

— Я же говорю, мы не врём. Ну... Стараемся не врать.

Юноша поплескал рукой по воде, пошевелил свой костыль и спросил очень спокойно:

— А ты пойдёшь за меня замуж?

Она не помедлила.

— Пойду. Пойду, Неоптолем. Хотя знаю, что ты любишь мою сестру и будешь любить её всю жизнь.

— Да. Но и ты любишь моего отца. Что, не так?

Вот тут она вдруг смешалась.

— Я об этом никогда не думала. Может быть, даже и так. Но это ничего не значит, понимаешь? Пентесилею я люблю ничуть не меньше, и хочу, чтобы она была самой счастливой. Это правда. Поэтому у меня нет и не может быть боли от того, что твой отец её любит. А ты мне очень нравишься. Мне в первый раз так нравится мужчина.

— Ты тоже мне нравишься, Авлона! Только не думай, будто я хочу самому себе доказать, что и без ноги могу взять в жёны даже самую лучшую девушку.

— Я так не думаю. И не считаю себя самой лучшей девушкой. Сестра действительно прекрасна. А я...

— А вот в этом позволь разбираться нам, мужчинам! Но ты, кажется, сказала, что пойдёшь за меня замуж?

— Сказала. И пойду. Только тебе придётся поехать в Темискиру и выиграть брачные состязания. Амазонку иначе не отдадут замуж.

— Ой! А как я их выиграю без ноги? Бег, например?

— В одном из видов состязаний я могу тебя заменить — правила это допускают. А может, заменить кто-то из твоей родни. Пускай Ахилл побежит, за ним и на лошади никто не угонится. А если серьёзно, может быть, Пентесилея попросит у Совета разрешения и сама будет состязаться. Это разрешают только родной или приёмной матери.

— Нет. Я сам. Сам выиграю. Всё, кроме бега. Ну что ты отодвигаешься? Никогда не целовалась?

— Никогда. А ты как думал?

Поцелуй ошеломил Авлону. Она никогда в жизни не думала, что это жаркое объятие губ губами может пролить жар вглубь тела и в глубину души. Девушка чуть не задохнулась, испытывая чувство, близкое к страху, и одновременно с ним — восторг, почти упоение. Это первое в её жизни властное прикосновение мужчины застигло юную амазонку врасплох, и будь Неоптолем более искушённым и более дерзким, поцелуй мог продлиться, мог вызвать у обоих порыв, с которым ни он, ни она уже не сумели бы справиться. Юноша опомнился и отшатнулся первым.

— Отодвинься! — вдруг попросил он.

— Почему? Только что ты этого не хотел.

— А теперь хочу Тебе понравилось?

— Очень! Но ведь это же не всё?

Наивность и простодушие девушки заставили Неоптолема расхохотаться. С таким неведением он сталкивался в первый раз.

— Всё будет тогда, когда я выиграю состязания и на тебе женюсь. Думаешь, Пентесилея не рассказала мне про ваши обычаи и про эту вашу Чашу, в которой ожил мой отец? Я не хочу, чтобы тебе тоже пришлось в ней плавать.

Теперь расхохоталась Авлона:

— У-У-У, ты вот о чём! Я, правда, не знала, что это такое, но теперь догадалась. А когда это происходит... ну, бывает ещё лучше поцелуя?

— Узнаешь.

Теперь они сидели на расстоянии нескольких локтей друг от друга, старательно разглядывая туманную лилию горизонта, будто пытались что-то на ней прочитать.

— Когда возвращаются Ахилл и Пентесилея? — наконец тихо спросила Авлона.

— Они уехали семь дней назад, — ответил юноша. — Отец говорил, что до пещеры Хирона верхом вдоль берега отсюда дней пять. Там они вряд ли будут долго — отцу просто нужно ещё раз увидеть учителя. В последний раз, наверное. Значит, ещё дня три-четыре, и они вернутся.

Авлона вздохнула:

— Ужасно будет, если старик уже умер!

Отец говорил, что не верит в это. Ты ведь знаешь, он это иногда чувствует. В любом случае скоро он будет здесь. И будет очень зол, что я уже не просто встаю, но ещё и брожу по всему берегу. Уезжая, он грозил, что привяжет меня к кровати.

Девушка снова рассмеялась:

— Он просто пропустил то время, когда та был маленьким!