Возвращение Томаса

Да и вообще, подумал он мрачно, чем Эссекс лучше Суссекса, не больше, чем Уэссекс, о котором за его пределами никто и не знает. Нет, все-таки герцог посматривает с радушной улыбкой, нельзя подозревать всех, иначе опустится до уровня язычника. По одну руку Томас обнаружил элегантно выпрямившуюся в кресле ослепительно красивую женщину, настоящую королеву по осанке и облику, а по другую сторону — очень юная тоненькая девушка с красивым кукольным личиком и дерзкими глазами.

— Милая кузина, — обратился к ней герцог. — Позволь представить тебе нашего гостя, благородного сэра Ричарда. Он проделал трудный путь, позаботься о нем за столом. Сэр Ричард, позволь представить мою кузину, маркизу Жанель из рода Кродо.

Томас поклонился, юная маркиза ответила очаровательной улыбкой, подождала, вдруг да рыцарь что-то сумеет промямлить, но Томас благоразумно смолчал, и тогда голос ее прозвучал совсем смиренно и жалостливо:

— А вы в самом деле не в состоянии отрезать себе мяса?

— Нет, — вздохнул Томас, внезапно нахлынула злость: все здесь такие элегантные да чистенькие, все смотрят с пренебрежительным высокомерием... он вспомнил манеру разговора своего ученого друга, калику усадили на самый дальний край стола. Вообще-то удобная манера, как будто трехслойный щит воздвигаешь между собой и противником. — Когда мои глаза не отрываются от вашего декольте, это у вас там сиськи, да?., правда?., то я могу отрезать себе палец, если вот так не глядя...

Ничуть не смутившись, она прощебетала с прежней сладкой ядовитостью:

— А вы не заглядывайте туда, куда не нужно!

— Можно? — спросил Томас с надеждой. — А то я думал, что это обязательно. Спасибо! За это я и за вами поухаживаю... Вам салатика? Ах, у вас с фигурой пока в порядке... тогда жирненького? Этой вот ветчины с салом?

Она смотрела за его руками, малость обескураженная, а Томас, мысленно возблагодарив грубые манеры калики, еще как пригодились, умело нарезал мяса, руками хватал куски и тащил на обе тарелки, себе без прожилок сала и жира, а маркизе... ну, она ж о фигуре не заботится, пусть жрет, не жалко, не мое.

Мясо тает во рту, желудок обрадованно хватал все и требовал еще, но Томас насыщал его осторожно, впереди еще не одна перемена блюд, а потом еще десерт, надо и для сладкого оставить место, хотя вроде бы не по-мужски, это женщины и дети могут быть сластенами, а мужчина должен рычать и алкать недожаренного мяса с кровью...

— Похоже, — произнесла маркиза насмешливо, — вы из очень голодного края.

— Очень, — согласился Томас. Быть грубым, оказывается, очень удобно. Это как добавочный панцирь. — Потому растем такие мелкие, хилые, скрюченные. Когда голод, все мелкие, правда?.. У вас ничего не болит? Живот к примеру?

Она оскорбленно выпрямилась.

— С чего вы взяли?

— Бледная какая-то, — сказал он сочувствующе. — Вон служанки и то красномордее. И это... мяса бы вам кое-где нарастить. Хотите вон тех перепелиных яиц? Я достану. Даже если что-нить опрокину, для вас не жалко, не мое. В перепелятине, говорят, самое лучшее мясо, хотя какое мясо в перепелятине? Зато она хороша от головы. Или для головы, не помню.

Она следила за ним большими синими глазами, Томас видел, как подбирает ядовитый ответ, но малость сбита с привычного пути, на котором он должен был сыпать заученными комплиментами, а она красиво отбривала бы заготовленными фразами. Любовная игра шла бы по накатанной трубадурами колее, где даже нужные фразы расставлены, как ориентиры на поворотах, но он сумел выкарабкаться из глубокой и обязательной для галантных рыцарей ловушки, еще раз спасибо грубому калике, что-то спасительное в его прыжках в сторону есть, есть...

— А вы сами, сэр Томас, — сказала она с непонятной интонацией, — что принимаете?

— От головы?

— Скорее, для головы, — уточнила она.

— А ничо, — заверил он бодро. — Голова у меня, как котел! Все варит.

Она фыркнула.

— У мужчин обычно все варит, но рыцарь должен отбирать тщательно, что положить в котел! Иначе может свариться совсем не то, что хотелось бы.

Она посмотрела многозначительно, глубокий вырез на ее платье как-то умело оттопырился. Взору Томаса открылась не только белоснежная выпуклость груди, но даже алый венчик розы, украсивший кончик. Он мысленно взмолился Пресвятой Деве, чтобы уберегла и сохранила от искушения. Надо держаться, калика прав: когда вот так настойчиво ведут любовную игру, то нужно притормозить, осмотреться, не стоит играть по чужим правилам, даже если их предложила очень красивая женщина.

Он улыбался, держал спину прямо, а плечи развернутыми, рыцарь и христианин всегда следит за собой, за словами, жестами, даже за мыслями, посматривал иногда на дальнюю сторону стола, там Олег в своей скромнейшей одежде то ли ремесленника, то ли бродячего торговца, как бы ни старался затеряться, все равно выделяется среди остальных гостей второго ранга, как орел среди надутых индюков.