Возвращение Томаса

— Да они себя такими не считают, — возразил Олег.

— Это я о тебе, — пояснил Томас.

— Почему?

— Не принимает тебя Господь, — ответил Томас с глубоким сочувствием. — Где-то подосрал ты ему, не желает видеть твою поганую рожу.

Олег подумал, пожал плечами.

— Это твоя догадка. Не хуже и не лучше других.

— А что, — удивился Томас, — есть еще?

— Конечно, — буркнул Олег. — Немало.

Томас сказал задиристо:

— Назови хоть одну!

Олег усмехнулся.

— Я оставлен на боевом посту.

Олег ехал весь в думах, но Томас видел, как взор загорается, когда мимо проплывают ничем не примечательные руины или когда на высоких скалах проступают странные надписи на исчезнувших языках. Возможно, на месте нынешних руин когда-то высился гордый замок, а хозяином был друг Олега, а то и он сам, с ним никогда не угадаешь, кем мог быть и кем стать потом.

Если так, то в руинах вполне мог быть тайный ход, что приведет в сокровищницу. Язычники ухитрялись собирать огромные богатства. Не всегда же Олег беспечно скитался по дорогам, он знает нелегкий труд сеньора, когда обязан охранять весь край, защищать крестьян, быть справедливым судьей, заключить с соседями союзы о дружбе и зорко следить, чтобы не нарушались ни с чьей стороны... Жизнь сеньора нелегка, куда проще все бросить и уйти странствовать, якобы «искать истину», дурь какая, последнему дураку понятно, что вся истина в Библии, другую искать глупо, ее просто нет...

Он покосился на Олега, тот с луком в руках поглядывает на верхушки деревьев. Томас сказал с насмешкой:

— А не боишься стрельнуть в какого-нибудь своего бога?

Олег не понял, переспросил:

— Бога? Какого бога?

— Откуда я знаю, — ответил Томас победно. — У нас Бог один. Его не достать, а ваши под каждой кочкой прячутся. И в каждой луже, не говоря уже о болотах. И на каждом дереве...

Олег сказал равнодушно:

— А что, зато живые боги. Живут себе и живут. Им даже церквей строить не надо.

— Церкви, — ответил Томас важно, — необходимы.

— Ну да, — ответил Олег саркастически, — куда же без них!

— А что, — сказал Томас с удивлением, — ты считаешь, можно быть христианином и не ходить в церковь?

Олег буркнул:

— Знаешь, у тебя что-то не состыковывается. Вера в Бога — ладно, это одно. Верить или не верить — личное дело каждого. Бог, как сказано в ваших книгах, есть в сердце каждого. Так зачем в этом случае церковь вообще?

Томас задумался надолго, Олег уже решил, что рыцарь либо задремал, либо забыл о трудном вопросе, но, когда все же заговорил, голос его был мягкий и увещевательный, как будто старый мудрый дед вразумлял туповатого внука:

— Понимаешь, все не так просто. Скажи, как без церкви донести до язычников Слово Божье? Как поддержать колеблющихся и сомневающихся христиан? Тысяча лет прошла со дня гибели сына Божьего, и все это время церковь несет свет в мир, просвещает, поясняет, строит везде школы, учит детей читать и писать, строит приюты для брошенных детей и помощи увечным на войнах... Без церкви как бы все это свершилось?

Олег проворчал:

— Ладно-ладно, с этим ты уел, признаю. Но ты вспомни хоть священника в замке своего отца, хоть архиепископа, что подле короля Гаконда! Первый не дурак выпить и за бабами приударить, а второй — чревоугодник, разве не видно? А ведь не простые монахи — иерархи церкви, но какой пример подают?

Томас посмотрел удивленно, переспросил с недоверием в голосе:

— Ты в самом деле не понимаешь таких простых вещей? Ах да, все забываю, ты — язычник. А язычник, даже если очень грамотный и много знает, все тот же слепец, блуждающий во тьме невежества и всяческих заблуждений.

Олег предложил саркастически:

— Ну-ну, просвети.

— Даже не знаю, — ответил Томас с сомнением, — твое невежество столь велико, что я иногда думаю, что прикидываешься. Ведь не может даже простой человек быть таким... слепцом.

Олег сказал раздраженно:

— Я не понимаю, что в моем вопросе выглядит глупым. Разве те высшие священники не образцы всех пороков? Разве церковь не является во многом рассадником... всех гадостей не перечислишь! Так почему я должен следовать за такой церковью?

Томас всмотрелся в него внимательно, с отеческой жалостью во взоре.