Возвращение Томаса. Башня-2

– Знаю, – ответил Томас в тишине. – И полностью разделяю, ваше величество! Но это не турнирная схватка, а Божий суд, ваше величество. Граф Лангер наговорил много оскорбительных слов в мой адрес, так что я призываю Господа в свидетели, что он лжец… в смысле, граф лжец, а не Господь наш, и потому я намерен вбить лживые слова вместе с зубами ему туда, откуда они исторглись, – в подлую лживую задницу!

Лангер вскипел, бросил ладонь на рукоять меча, его ухватили за руки, плечи. Он пожирал взглядом Томаса. Но ему что-то нашептывали на оба уха, он морщился, кривился, наконец, кивнул, все еще не отрывая взгляда от лица Томаса, и по сжатым губам скользнула злая усмешка.

– Как видите, ваше величество, – сказал Лангер громко, – я не могу не ответить на вызов, брошенный перед лицом знатных рыцарей! И я сейчас докажу перед Господом Богом, королем и всем рыцарством, что этот самоуверенный рыцарь – лжец. Он обманул ваше доверие, он использует вашу бумагу для каких-то иных целей, явно порочных и преступных, а к Черной Язве не приблизится и близко…

К королю подъехали его рыцари, начали уговаривать, убеждать, упрашивать. Голоса становились все громче, требовательнее, наконец, Гаконд вскинул руку.

– Тихо! Видит Бог, – сказал он зло, – я против этого способа разрешения спора. Но если нет другого пути, что ж… Объявляю Божий суд. Пусть поединок рассудит графа Лангера и сэра Томаса. А я приму результат поединка… каким бы он ни был.

Он махнул рукой, рыцари вокруг восторженно заорали. Гаконд повернулся и направился к центральной галерее, где сиденья с навесами от палящих лучей солнца. Придворные заспешили за ним, Олег сказал с укором:

– Лангер отдыхал да присматривался к тебе. Он свеж, а ты измотан!

– Он уже один раз рыл своим свиным… ликом землю, – огрызнулся Томас.

– У него лопнула подпруга, – напомнил Олег. – Только потому он и кувыркнулся.

– Не лопнула бы подпруга, – ответил Томас зло, – лопнула бы голова. Не каркай под руку! Каркатель.

Звонко и зловеще протрубили трубы. Глухо простучали барабаны и разом умолкли. В наступившей тишине Томас и граф Лангер разъехались на края ристалища. Им подали свежие копья, граф сменил коня, в то время как Томас все еще на том же гуннском жеребце. «Надо бы поменяться с каликой, – мелькнула мысль, – этот устал не меньше меня», но судьи уже вышли на середину, один обнажил меч и в ожидании оглянулся на короля.

Тот раздраженно махнул рукой, судья взмахнул мечом. С обеих концов арены раздался нарастающий грохот копыт. Оба рыцаря мчались друг другу навстречу еще быстрее и яростнее, чем начинались схватки доныне, на трибунах замерли. Бойцы одолели только по трети турнирного поля, а скорость бронированных коней настолько велика, что на трибунах зрители начали непроизвольно подниматься, и когда рыцари оказались на середине поля, все задержали дыхание.

Железный грохот ударил с такой силой, что многие вскрикивали и хватались за уши. Копья разлетелись в щепки, белые брызги со свистом прорезали воздух, кони от столкновения едва не опрокинулись, а сейчас, встав на дыбы, бешено молотили по воздуху передними копытами. Полуоглушенные всадники изо всех сил управляли поводьями и шпорами, не давая рухнуть, но выучка обоих оказалась настолько велика, что кони развернулись на задних ногах и тяжелой рысью отправились каждый на свой конец поля.

Глава 21

Трубачи вскинули трубы с подвешенными флагами, раздались звонкие торжественные звуки. На арену вышел герольд, а когда трубачи опустили трубы и воцарилась тишина, прокричал громко:

– Схватка закончилась вничью!.. Его величество спрашивает, готовы ли рыцари закончить схватку по-христиански? Простить друг другу, как велел нам Христос?

Олег стоял близко и слышал, как Томас пробормотал глухо:

– Да что нам Христос! Пречистая Дева прокляла даже осину, что не наклонила ветви для колыбели ее ребенка!

На той стороне всадник поднял руку с копьем, все завороженно смотрели, с какой легкостью он потряс им в воздухе. Олег вздохнул: граф Лангер выглядит так, будто только-только выехал на схватку. Томас покачал головой, герольд развел руками и пошел к королю с сообщением о непримиримости бойцов.

Они ринулись друг другу навстречу с той же яростью, будто она копилась в них всю прошедшую жизнь. На трибунах затихли, застыли, никто не шевелился, даже облака и птицы в небе повисли неподвижно, и только двое закованных в железо всадников несутся, подобно двум катящимся с крутых гор огромным валунам, которым суждено столкнуться в тесной долине.

Томас целил в щит, но, когда уверился, что Лангер укрепил щит и приготовился принять на него удар, успел в последний миг поднять копье, острие ударило в шлем. Лангера отшвырнуло на заднюю луку седла, он удержал копье и щит, однако толстые ременные завязки не выдержали, шлем взлетел и, кувыркаясь на ярком солнце, обрушился в толпу на трибунах.