Читаем Возвращение танцмейстера полностью

– Меня зовут Стефан Линдман. Я полицейский. Несколько лет я работал с Гербертом Молином в Буросе. Не уверен, сказали ли вам, что он мертв.

– Мне говорили, что его убили. Известно, кто это сделал?

– Нет.

Эмиль Веттерстед показал на свободный стул. Парень нехотя подвинул его Стефану.

– Кто говорил?

– А это важно?

– Нет.

– Это допрос?

– Нет. Просто беседа.

– Я слишком стар для бесед. Я перестал беседовать, когда мне было шестьдесят. К тому времени я наговорился вдоволь. Я не говорю сам и не слушаю, что мне говорят другие. За исключением моего врача. И нескольких молодых друзей.

Он улыбнулся и кивнул в сторону парня, несшего караул за его креслом. Странно все это. Кто этот парень, опекающий старика?

– Вы приехали, чтобы поговорить со мной о Герберте Молине. Но что вы, собственно, хотите узнать? И что там случилось? Убийство?

Стефан мгновенно принял решение – идти напрямую. Для Веттерстеда вряд ли важно, имеет он непосредственное отношение к следствию или нет.

– Мы не знаем мотива преступления, и у нас нет никаких явных улик, – сказал Стефан. – В таких случаях приходится копать довольно глубоко. Кто был Герберт Молин? Может быть, мотив убийства скрыт где-то в его прошлом? Эти вопросы мы задаем и себе и другим. Я имею в виду людей, которые были с ним знакомы.

Эмиль Веттерстед молчал. Парень продолжал разглядывать Стефана, не скрывая неприязни.

– Собственно говоря, – сказал старик, – я знал не столько Герберта, сколько его отца. Я был моложе его, но старше Герберта.

– Акселя Маттсон-Герцена? Офицера кавалерии?

– Старинный наследственный титул в их семье. Кто-то из его предков сражался под Нарвой. Шведы победили, но он погиб. У них была семейная традиция – каждый год отмечать победу под Нарвой. Я помню, у них дома на столе стоял большой бюст Карла Двенадцатого. И рядом в вазе всегда были цветы. До сих пор помню.

– Но вы не были родственниками?

– Нет. Однако мой брат кончил так же, как и Герберт.

– Министр юстиции?

– Именно он. Я всегда пытался отговорить его заниматься политикой. С его идиотскими взглядами.

– Он был социал-демократ.

Веттерстед буквально пробуравил Стефана взглядом.

– Я же сказал – его взгляды были идиотскими. Вы, наверное, знаете – его убил сумасшедший. Труп нашли на берегу под Истадом, под лодкой. Я никогда не навещал его. Последние двадцать лет его жизни мы совершенно не общались.

– А никакого другого бюста рядом с Карлом Двенадцатым не было?

– Чьего, например?

– Гитлера.

Парень за креслом дернулся. Еле заметно, но от Стефана это не ускользнуло. Веттерстед бровью не повел.

– К чему вы клоните?

– Герберт Молин воевал в армии Гитлера добровольцем. Нам стало известно, что все в его семье были убежденными нацистами. Ведь это правда?

– Разумеется, правда.

В голосе старика не было ни тени сомнения.

– И я был убежденным нацистом, – продолжил он. – Незачем нам играть в игры, господин полицейский. Что вы знаете о моем прошлом?

– Ничего, кроме того, что вы были портретистом и знали Герберта Молина.

– Я преклонялся перед ним. Во время войны он показал пример истинного мужества. И ничего удивительного, что все разумные люди тогда были на стороне Гитлера. Нам надо было выбирать – смотреть, сложив ручки, как коммунизм завоевывает Европу, или сопротивляться. На наше тогдашнее правительство можно было полагаться лишь отчасти. Тогда все было подготовлено.

– Подготовлено к чему?

– К приходу немцев.

Это сказал парень. Стефан поглядел на него с интересом.

– И все-таки не все было напрасно, – продолжил Веттерстед. – Скоро я напишу мой последний портрет и умру. Но есть молодое поколение, которое понимает, в каком положении находится Швеция. Не только Швеция – вся Европа, весь мир. Можно, конечно, радоваться, что восточный блок прекратил существование. Зрелище жалкое, но приятное. Но в Швеции все хуже, чем когда-либо. Все рушится. Никакой дисциплины. Границы страны практически не существуют. Кто угодно, на каком угодно основании может каким угодно путем и в какое угодно время попасть в страну. Сомневаюсь, что шведский национальный характер удастся спасти. Может быть, уже поздно. Но пытаться надо.

Веттерстед остановился и с улыбкой поглядел на Стефана.

– Как видите, я верен своим взглядам. Никогда их не менял и никогда не пытался скрывать. Конечно, бывало, что кое-кто переставал со мной здороваться или плевал мне вслед. Но это были карлики. Чепуховые люди, вроде моего брата. И у меня никогда не было трудностей с получением заказов на портреты. Скорее наоборот.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что в этой стране всегда были люди, которые уважали меня за то, что я не предаю свои идеалы. Люди, которые думали точно так же, как я, но по разным причинам скрывали свои взгляды. Иногда я понимал их, хотя чаще они делали это из трусости. Но портреты заказывали мне.

Веттерстед сделал знак, что он хочет встать. Парень помог ему и подал палку. Как же он одолевает лестницу дома, в Кальмаре? – подумал Стефан.

– Я хочу кое-что вам показать.

Они вышли в коридор с каменным полом. Веттерстед вдруг остановился.

– Вы сказали, вас зовут Линдман?

– Стефан Линдман.

Перейти на страницу:

Похожие книги