Возвращение. Танец страсти

Антонио потерял всякий интерес к собственному отражению. Его внимание привлекла группа беседующих возле двери девушек. Пока он наблюдал за ними в зеркало, они совершенно не стеснялись, но он знал: все изменится, как только они поймут, что за ними наблюдают.

Он толкнул локтем Сальвадора и понял, что тот тоже зачарован. После нескольких дней путешествия, когда они ехали в грузовике, как сельди в бочке, и перед предстоящим сражением прелести этих женщин казались неотразимыми.

У этих девушек жизнь с началом войны только улучшилась. После приезда первого полка милиции и теперь, когда здесь собралось множество молодых мужчин из разных стран, их бизнес стал процветать. Спрос значительно превышал предложение, хотя в мирное время были женщины, которые скорее бы умерли, чем продали свое тело, но теперь некоторые настолько хотели есть, что были готовы идти на компромисс.

Когда три девушки неспешно двинулись к бару, Франсиско повернулся и улыбнулся. Он тоже наблюдал за ними. От них исходил сильный запах дешевых духов — намного более удушливый, чем аромат лучших персидских духов, которыми пользовались модницы Гранады. Завязалась беседа, женщины представились танцовщицами. Вероятно, когда-то они ими и были. Принесли выпивку, плавно текла беседа — приходилось перекрикивать сотню других голосов и навязчивую игру аккордеониста, который ходил между столиками. У всех на уме было лишь одно, и через час они уже были в полуразвалившемся борделе, находящемся в нескольких кварталах от этого бара, пили дешевый коньяк и предавались снимающим напряжение любовным утехам.

На следующее утро, освеженных глубоким сном, друзей из Гранады бросили на передовую. Сражение при Хараме, что на юго-востоке Мадрида, продолжалось уже десять дней. Именно здесь мечтали оказаться друзья, именно для этого они сюда и приехали. Антонио не боялся ни звуков выстрелов, ни свиста приземлившегося неподалеку снаряда, ни низкого уханья взорвавшегося здания. Сейчас трое друзей официально стали членами добровольческого отряда милиции, с которым приехали с юга страны. Республиканцы понесли огромные потери среди подготовленных солдат, поэтому были рады и таким бойцам. Энтузиазм и молодость отгоняли даже саму мысль о смерти — едва ли подобная мысль закрадывалась им в голову, — они с радостными улыбками позировали с другими солдатами для фотографий, которые не суждено было увидеть их близким.

В Хараме националисты планировали захватить дорогу, ведущую к Валенсии. Шестого февраля они неожиданно напали на республиканцев. С немецкими танками и самолетами сорокатысячная армия Франко, включая иностранных легионеров, самых жестоких из всех солдат, начала наступательную операцию. Пока республиканцы собрались с силами, были захвачены стратегические высоты и мосты. Советские танки немного задержали наступление, но националисты продолжали двигаться вперед, республиканцы уже несли огромные потери, когда прибыли трое друзей из Гранады.

Добравшись до передовой, они ожидали, что их тут же бросят в бой. Они стояли возле грузовика, на котором приехали, и осматривались. Пейзаж мало чем напоминал поле битвы. Они увидели ухоженные виноградники, ряды оливковых деревьев, низкие холмы и заросли утесника и чабреца.

— Не больно тут спрячешься… — заявил Франсиско.

Он был прав, и, прежде чем им дали в руки оружие, они оказались среди тех, кого послали рыть окопы. Старые двери, вынесенные с развалин разрушенной бомбами соседней деревушки, использовали, чтобы укрепить стены окопов. Франсиско с Антонио работали вместе, стоя в котловане, пока другие передавали им вниз двери. На некоторых до сих пор остались гладкие медные ручки, на других можно было различить написанный краской номер.

— Интересно, что произошло с людьми, которые жили за этой дверью? — пробормотал Антонио. Когда-то дверь охраняла частную жизнь ее владельцев, но сейчас их дом, вероятно, был открыт всем ветрам.

Они рыли траншеи ниже оливковой рощи на склоне холма над рекой Харамой и ждали, когда же смогут ощутить вкус сражения. Пока они лишь укрепляли окопы, эта война не вызывала ничего, кроме скуки. Днем земля была слишком сырой, а ночью невозможно было заснуть; здесь впервые они подхватили вшей, которые будут досаждать им многие месяцы. Непреодолимое, постоянное желание почесаться будет одолевать их и днем, и ночью.

— Сколько это продлится? Как думаешь? — прошептал Франсиско.

— Что именно?

— Это. Это ожидание. Это бездействие.

— Кто знает… Не от нас зависит.

— Но мы бездействуем уже несколько дней. Я этого не вынесу. В Гранаде от меня было больше толку. Не думаю, что останусь тут бить баклуши.

— У тебя нет выбора. Если попытаешься сбежать, тебя свои же и пристрелят. Даже не думай об этом.

Какое-то время они были заняты тем, что писали письма родным и играли в шахматы.

— Бессмысленно писать письма, — заметил Антонио с несвойственной ему угрюмостью, — если адресата может не оказаться в живых, когда оно придет.