Возвращение. Танец страсти

Он понимал, что сейчас является загнанным зверем, у которого слишком мало шансов уйти живым от своих преследователей, чьи ножи были, вне всякого сомнения, острее, чем его собственный. Может, ему удастся где-то спрятаться, пока охота не закончится? В минуты редкой снисходительности распорядитель корриды мог дать быку временную передышку, если считал, что тот демонстрирует небывалую отвагу. Игнасио молился о том, чтобы эти rojos подумали, что ему удалось оторваться, и оставили его в покое. Вероятно, подобные надежды питает и бык во время противостояния с матадором, веря, что в последнюю секунду появится шанс на долгожданное спасение.

Когда вечером Игнасио шел в бар, он совершенно не ожидал такого исхода — как и бык, вбегающий на арену. Сейчас он понимал, что эти левые все тщательно спланировали. Им казалось, что они знают, чем все закончится, как знает и продавец билетов, чем закончится коррида. Целый вечер с ним играли, как с быком, и теперь, когда Игнасио скорчился на полу в подъезде, его тело напряглось в ожидании завершающего удара, который обязательно должен последовать. Перед ним пронеслись «моменты истины», как перед животными, которых он заставил упасть на колени. Он понимал — конец неизбежен. Не существовало ни тени сомнения в исходе этого ритуала. Его начали загонять в ловушку, как быка на арене, с того момента, когда Гарсиа походя толкнул его в плечо.

Возможно, эти были последние отчетливые мысли Игнасио, прежде чем он начал терять сознание, и случайный прохожий мог ошибочно принять его за спящего бродягу. Сквозь пелену он видел, как к нему приближаются двое. В свете фонарей его быстро угасающее сознание увидело вокруг их голов светящиеся нимбы. Может, это ангелы пришли ему на помощь?

На улице Паз Гарсиа схватил его за куртку и быстро нанес последний удар ножом. Но в этом уже не было необходимости. Нельзя убить мертвого.

Они вытащили Игнасио за ноги на середину дороги, чтобы его тело обнаружили с первыми лучами солнца. Это убийство было, с одной стороны, пропагандой, с другой — необычным актом мщения. Из ниши в стене близлежащей церкви на тело Игнасио взирал святой. Широкий кровавый след обозначил место, где Игнасио прятался, а по булыжникам, которыми была выложена дорога, струились ручейки крови. К утру все следы смоет дождь.

В церкви на лике Христа через аккуратно проколотые дырочки проступали капельки крови; на улице через рваную рану на шее быстро утекала жизнь человека.

Когда стало светать, в «Бочку» принесли дурную весть. Стук в дверь тут же возродил в душе Кончи ужасные воспоминания об аресте Эмилио. С тех пор она почти полгода не смыкала глаз по ночам и, даже если и погружалась в сон, просыпалась от малейшего звука: от стука ставен на соседней улице, оттого что оставшиеся ее дети ворочались в постели, от скрипа половицы, от приглушенного кашля.

Антонио поехал на опознание. Личность погибшего не вызывала сомнений. Несмотря на жестокие колотые раны, красивое лицо Игнасио осталось нетронутым.

Одетого в лучший костюм тореро Игнасио забрали из морга и повезли на повозке, запряженной лошадью, к кладбищу на холме, возвышающемся над городом. Похоронный кортеж вел Антонио. Его сестра остатки своих сил направила на то, чтобы поддержать безутешную мать. Она практически несла на себе ее истощенное тело.

Конче Рамирес каждый шаг давался с трудом, как будто она сама несла нелегкую ношу — гроб сына. Подходя к кладбищенским воротам, она внезапно в полной мере ощутила неотвратимость происходящего: двое ее сыновей погибли. До этого мгновения она цеплялась за призрачную надежду, что все это неправда. Не сюда она стремилась попасть. Позади шли друзья, молча, понурив головы, глядя на грязные туфли, ступающие по мокрой дороге.

На эти похороны пришло довольно много людей. Кроме родных явились все распорядители корриды в округе, некоторые преодолели расстояние в пару сотен километров, прибыли даже из более отдаленных районов. Может, Игнасио не успел полностью проявить себя, но его карьера была очень яркой, выдающейся, за короткое время у него появилось множество поклонников. Среди них было много женщин; некоторые — просто безымянные воздыхательницы из толпы, но также было немало и тех, кого он любил, — кого-то несколько дней, кого-то лишь одну ночь. Его любовница Эльвира тоже пришла вместе со своим мужем, Педро Дельгадо, который приехал отдать дать уважения одному из ярчайших молодых андалусских матадоров. Он старался не обращать внимания на обильные слезы, катившиеся по щекам жены, но потом заметил: если бы она не плакала, то была бы единственной не плачущей женщиной в процессии.

На могиле воздвигли камень. «Tu familia no te olvida»[63]. Хоронили одного, а плача и горя хватило бы на двоих. Рамиресы роняли горючие слезы. Конча оплакивала потерю не одного, а двух прекрасных сыновей, в равной степени скорбела о них обоих. Оба, и Игнасио, и Эмилио, испытывали границы родительского терпения, но сейчас, казалось, это уже не имело значения.