Возвращение. Танец страсти

Обычно Соня наведывалась к своему пожилому отцу, когда Джеймс играл в гольф. Принимая во внимание то, что эти двое мужчин с трудом находили общие темы для разговоров, для Сони это была отличная возможность повидаться с отцом. В отличие от родителей Джеймса, визиты к которым предусматривали трехчасовую поездку из Лондона, надевание высоких зеленых сапог, изредка вечерних платьев и обязательную ночевку, отец Сони жил недалеко — в пригороде Кройдоне, всего в получасе езды.

Постоянно испытывая чувство вины, она звонила в дверь его квартиры, нажимая на одну из двадцати кнопок безликого дома с девяносто пятью квартирами. С каждым визитом, казалось, проходило все больше и больше времени, прежде чем раздастся зуммер и откроется входная дверь, через которую посетители входили в бледно-зеленый голый общий коридор. Потом следовал подъем на пропахший хлоркой третий этаж — к тому моменту Джек Хайнс уже стоял в проеме дверей, готовый радушно встретить свою единственную дочь.

Соня вспомнила свой последний визит, вспомнила, как круглое лицо семидесятивосьмилетнего старика расплылось в улыбке, когда дочь появилась на пороге. Она обняла его тучное тело и осторожно поцеловала в покрытую пигментными пятнами макушку, чтобы не потревожить оставшиеся пряди седых волос, которые он аккуратно зачесывал назад.

— Соня! — тепло приветствовал он ее. — Как хорошо, что ты приехала.

— Привет, папа. — Она еще крепче обняла отца.

На низком столике в гостиной уже стояли поднос с чашками и блюдцами, кувшин с молоком и маленькая тарелка с печеньем к чаю. Джек настоял, чтобы Соня присела за стол, а сам сходил на кухню и принес чайник для заварки, который громко позвякивал, пока он его нес и ставил на поднос. Из горлышка на ковер пролилась коричневатая жидкость, но Соня знала, что лучше помощь не предлагать. Она старалась не задеть чувство собственного достоинства старика.

Когда отец взял ситечко и горячая коричневая жидкость полилась в чашку, Соня начала обычные расспросы.

— Ну и как…

Ее оборвал на полуслове звук поезда, промчавшегося мимо, всего в нескольких метрах от задней стены здания — этого оказалось достаточно, чтобы от вибрации горшок с маленьким кактусом, стоявший на подоконнике, упал на пол.

— Какая досада! — вздохнул старик, вскакивая. — Я уверен, что эти поезда стали ходить гораздо чаще, понимаешь?

Когда были принесены щетка с совком и рассыпавшийся гравий, сухая земля и непосредственно колючий кактус были терпеливо собраны и водружены назад в пластмассовый горшок, беседа возобновилась. Разговор шел по накатанной колее: чем Джек занимался в последние пару недель, что сказал доктор о его артрите, сколько ждать, пока заменят тазобедренный сустав, как он сходил в Хэмптон-Корт[15] во время недавней прогулки с другими пенсионерами, которые пришли в центр помощи инвалидам и пожилым людям. Он рассказал, что был на похоронах одного старого армейского приятеля. Последнее, казалось, стало главным событием месяца, похороны вносили разнообразие в монотонную жизнь сельских клубов, предоставляя прекрасную возможность встретиться тем, кто еще жив, и часами вспоминать о былом, прихлебывая первосортный чай.

Соня, не сводя с отца глаз, внимательно слушала его веселые истории. Сидя в автоматически регулируемом кресле — подарке от них с Джеймсом на семидесятипятилетие, — он выглядел довольным, но каким-то чужим в этом интерьере, таком же безликом, как и зал ожидания на вокзале. Все казалось временным, за исключением нелепой мебели эпохи короля Эдуарда, с которой он наотрез отказался расставаться, когда переезжал из старого дома. Эти массивные громадины темного красного дерева являлись ниточкой, связывающей его с тем местом, где он жил с Сониной матерью. И несмотря на то что мебель была абсолютно непрактичной — сервант занял всю гостиную, а комод был настолько широким, что закрывал половину окна в его и без того темной спальне, — он с ней не расставался, как и с целым садом паучников, загромоздивших комнаты своими пыльными листьями.

Когда отец рассказал все новости о своей жизни за последние несколько недель, настал Сонин черед. Для нее это всегда было непростой задачей. Интриги в рекламном бизнесе были темным лесом для человека, который всю жизнь проработал учителем, поэтому она старалась сводить к минимуму разговоры о работе, пытаясь представить все так, словно она просто сочиняет рекламные ролики, — это непосвященному человеку понять было проще. Ее общественная жизнь являлась для отца такой же загадкой. В свой последний визит, однако, она рассказала ему о том, что начала посещать уроки танцев. Энтузиазм отца Соню удивил.

— А какими именно танцами ты занялась? Кто преподаватели? Какие туфли ты надеваешь? — засыпал он дочь вопросами.

Соня подивилась тому, как много знает ее отец о танцах.

— Мы с твоей мамой в молодые годы много танцевали, когда встречались и когда поженились, — сказал он. — В пятидесятых все танцевали! Казалось, мы все праздновали окончание войны.

— И часто вы танцевали?