Большой дом приходского священника, расположенный на сквозняке, был отреставрирован в 1970 году, и в этой комнате Джеймс и Соня всегда спали, когда оставались здесь на ночь. В углу стояла абрикосового цвета раковина, а куски обоев свисали со стен, как оторванная кожа. Шторы были громадными, с гирляндами, портьерами и шелковыми отделками, но сейчас у них был удручающий вид. Диана, мать Джеймса, с трудом замечала постепенные этапы разрушения и предоставляла мужу ремонтировать сломанную дверную ручку необычной формы и протекающий кран. Соня отметила для себя, как именно предпочитает жить английский высший класс: в разлагающемся обществе, но с благородными манерами. Возможно, это и объясняло, почему Джеймс был таким привередливым в отношении убранства собственного дома.
После того как она представила, каким был дом десять лет назад, свекровь обратила ее внимание на сад, где Соня увидела аккуратно проложенные дорожки и буйно разросшиеся грядки, которые снабжали их неимоверным количеством цуккини и латука в одно и то же время года, обязывая их время от времени сидеть на очень строгой диете, а в остальные месяцы не давали никакого урожая. Будучи истинной горожанкой, Соня находила такой образ жизни неприемлемым для себя.
Соня и Джеймс спали на отдельных кроватях на небольшом расстоянии друг от друга, но в ту ночь, когда Джеймс поднялся наверх после того, как допоздна засиделся с отцом за рюмкой и сигарой, он плюхнулся на край кровати и толкнул ее в спину.
— Соня, Соня… — медленно произнес он в ее правое ухо.
Сжавшись от холода, Соня прижимала к себе грелку, но, несмотря на это, она совсем окоченела. «Пожалуйста, оставь меня в покое», — просила она мысленно.
Он залез рукой под одеяло и потряс ее за плечо.
— Соня… давай, вставай, Соня. Ради меня.
Хотя у нее хорошо получалось притвориться мертвой, он прекрасно знал, что она не спит. Только настоящий мертвец не очнулся бы от его грубых толчков.
— Черт побери, Соня… ради всего святого.
Она слушала, как он топает по комнате, неуклюже готовясь ко сну. Не оборачиваясь, она могла представить следующую картину: вельветовые брюки, рубашка и пуловер скомканы в одну кучу возле кровати, хорошо начищенные коричневые ботинки беспорядочно разбросаны, так что если нужно будет встать ночью, то обязательно на них наткнешься. Затем послышалось шумное сплевывание — это он чистил зубы и бросил зубную щетку в стакан, при этом дергая за шнур, чтобы отключить свет над умывальником; ее уши практически привыкли к этим звукам, однако уловили шум маленькой пластиковой ручки, тихонько ударившейся о зеркало.
Он откинул в темноте ватное одеяло, и, когда наконец лег на кровать, под ним заскрипели пружины. Только потом он заметил, что оставил свет включенным.
— Черт, черт, черт… — Это было похоже на Джеймса. Он потопал к выключателю возле двери и наткнулся спиной на кровать в темноте, зацепившись, что было неудивительно, за свой ботинок. Затем последовало очередное ругательство, и лишь после этого воцарилась тишина.
Соня с облегчением вздохнула и повернулась на бок. Выпив портвейна, Джеймс будет всю ночь крепко спать.
Рано утром Соня спустилась вниз, чтобы приготовить себе чай, ее дыхание превращалось в облачко пара. Свекровь уже сидела за кухонным столом, ее огрубевшие от работы на огороде руки сжимали горячую кружку.
— Угощайся, — сказала она Соне, пододвигая через весь стол чайник и при этом не отрываясь от газеты.
Вероятно, если бы дом не стоял на сквозняке, внутри не было бы так холодно, отметила Соня, наблюдая, как жидкость коричневого цвета льется в треснувшую кружку, стоящую на столе.
— Спасибо… Как огород? — спросила она, зная, что это единственная тема, интересующая свекровь.
— О, ты знаешь, так себе, — сказала она, не поднимая глаз от газеты.
Постороннему человеку было бы трудно истолковать это сдержанное высказывание, но Соня знала, что оно служило для того, чтобы продемонстрировать ей, невестке, холодное отношение, граничащее с равнодушием.
Как и было заведено, в то утро они отправились на прогулку с лабрадорами. Диана казалась высокомерной в наряде от «Бар-бур» и не преминула высмеять Сонину курточку из искусственного меха. Они с Джеймсом шли впереди, а ее муж Ричард замыкал шествие. Этот стройный мужчина немного прихрамывал и опирался на трость с тех пор, как год назад повредил бедро.
По непонятной причине Соне сегодня было немного жаль своего свекра. Он выглядел потрепанным, как полинявшая старая рубашка. Когда она пыталась с ним заговорить, он был нелюбезен, холоден, походил на человека, который предпочитает только собственное общество. Он был из тех людей, которые наслаждаются тишиной, время от времени нарушаемой лаем собак. Они гуляли вокруг озера. Холод проник через подошвы ботинок, и Соня продрогла до костей. В свою очередь и Ричард нарушил тишину.
— Когда же ты собираешься подарить Джеймсу сына и наследника? — спросил он.