Возвращение. Танец страсти

У сэра Джона было доброе сердце, и он был не в состоянии придумать ни одного предлога, почему не может пригласить группу безобидных маленьких испанцев занять пыльные пустующие комнаты. Собственных детей у них не было, коридоры дома уже давно были безжизненными, если не считать случайно пробежавшей мыши.

— Прекрасно, — неохотно согласилась жена. — Но никаких мальчиков, только девочки, и тех немного.

— Боюсь, так не получится, — твердо ответил он. — Братья и сестры, если такие будут, должны жить вместе.

Леди Гринхэм была против этой идеи изначально. Несмотря на то что в доме царил упадок, она все еще гордилась своим особняком. Давно уже не было слуг, которые бы содержали дом в безукоризненной чистоте. Осталась лишь близорукая домработница, которая изредка помахивала тряпкой и снимала паутину. Однако леди Гринхэм знала о былом величии особняка и о том, какой социальный статус имеет она как его хозяйка.

Дети выстроились на ступеньках и в прихожей, глаза их были широко распахнуты и похожи на блюдца. Со стен на них смотрели темные портреты. Палома захихикала.

— Посмотри на него, — прошептала она Энрике, указывая на одну из фамильных картин. — Он такой толстый!

Она поймала на себе неодобрительный взгляд Кармен. Хотя учительница была уверена, что хозяева не поняли, что сказала девочка, причина ее веселья была очевидной.

Натянутая улыбка исчезла с лица леди Гринхэм.

— Дети, с этого момента нам следует установить некоторые правила! — произнесла она, ни капельки не волнуясь о том, что те ни слова не понимают. Она даже повысила голос, чтобы дети лучше слышали.

Они обступили хозяйку. Впервые Мерседес внимательно посмотрела на англичанку. Она была приблизительно одного возраста с матерью Мерседес, лет сорока пяти. Сэр Джон, у которого пучок рыжих волос полностью не прикрывал лысую голову, был, вероятно, на несколько лет старше жены. Он весь был густо покрыт веснушками, и Мерседес старалась не слишком на него глазеть.

Кармен перевела то, что сказала леди Гринхэм.

— Нельзя бегать по коридорам туда-сюда… Обувь следует снимать после того, как придете из сада… Гостиная и библиотека закрыты для вас… Вы не должны баловать собак.

Они молча слушали.

— Мальчики и девочки, вы поняли правила? — спросила Кармен, пытаясь снять напряжение.

— S'i, s'i, s'i![94] — согласились все.

— Теперь я покажу, где вы будете спать, — сказал сэр Джон.

Поднимаясь по широкой лестнице за хозяевами, дети сильно топали.

Леди Гринхэм остановилась и оглянулась. Дети тоже приостановились.

— Кажется, мы уже нарушили правила, не так ли?

Кармен вспыхнула.

— Да, нарушили. Прошу прощения, — извиняющимся тоном произнесла она. — А теперь, дети, спуститесь вниз по лестнице и снимите обувь, пожалуйста.

Они сделали, как им велели, и теперь их пыльная обувь грязной кучей валялась у подножия лестницы.

— Я позднее покажу вам, куда ее положить, — сказала леди Гринхэм. В своей уличной обуви она громко топала по коридору, пока они не дошли до спальных комнат.

Мерседес заметила одно: хотя они наслаждались теплом, пока добирались сюда, стоило им перешагнуть порог этого дома, как вся теплота дня осталась снаружи.

Мальчики должны были устроиться на втором этаже, в комнате с высокими потолками, окнами с огромными рамами и большим полинявшим персидским ковром. Девочкам были отведены две отдельные, пахнущие плесенью комнаты на чердаке, которые когда-то служили помещением для слуг. В каждой стояло несколько кроватей, которые они распределили по собственному усмотрению. Кармен и Мерседес спали валетом в комнате девочек.

Было время ужина. Поначалу домработница миссис Уильямс была такой же неприветливой, как и ее хозяйка. На кухне она встретила их целым градом «нельзя».

— Нельзя оставлять тарелку на столе. Нельзя стучать ножом. Нельзя переводить продукты. Нельзя давать собаке объедки. Нельзя оставлять шелуху в раковине. Нельзя садиться за стол с грязными руками.

Каждому мимикой было доходчиво объяснено, чего нельзя делать. Затем она улыбнулась — широкая улыбка задействовала каждый мускул на лице, включая глаза, рот и ямочки на щеках. Дети тут же поняли, что в душе это добрая женщина.

В большой столовой с потолка свисала грязная хрустальная люстра, на длинном столе рядом с приборами из дорогого зеленого фарфора фирмы «Вулворт» стояли жестяные кружки. Едва ли леди Гринхэм собиралась сервировать стол для этих иностранцев своим лучшим фарфором.

На первое было подано рубленое мясо и пудинг из тапиоки[95]. Большинство детей справились с жирным первым блюдом, но тапиока далась не всем. Некоторые подавились, а Палому даже вырвало на пол. Кармен и Мерседес кинулись убирать. Было очень важно, чтобы этого не заметила леди Гринхэм, так как этот неприятный эпизод мог послужить доказательством того, насколько опрометчиво поступил ее муж, пригласив сюда детей.