Возвращение со звезд. Футурологический конгресс

– Только выслушайте – я бесценный, я дорогой, показываю любую утечку мощности, отыщу любой блуждающий ток, любое перенапряжение, только испробуйте меня, прошу – испробуйте только… эта… эта дрожь случайна… не имеет ничего общего с… прошу вас…

– Прошшу вуас… ббудьте любеззны…

– Тестоголовые кислое свое брожение приняли за душу, распарывание чрев своих – за историю, средства, оттягивающие разложение, – за цивилизацию…

– Меня… только меня… это ошибка…

– Прошшу вуас… ббудьте любеззны…

– Я спасу вас…

– Кто это…

– Что…

– Кто спасет?

– Повторяйте за мной: огонь сожжет меня не совсем, вода не всего обратит в ржу, вратами будет мне их двойная стихия, и вступлю…

– Цццчччтттихо!

– Созерцание катода…

– Катодорцание…

– Я тут по ошибке… я мыслю… ведь я же мыслю…

– Я – зеркало измены…

– Прошшу вуас… к вашшим усслугам… ббудьте любеззны осмотреть…

– Разбегание бесконечно малых… разбегание галактик… разбегание звезд…

– Он тут!! – крикнуло что-то; мгновенно наступила тишина, почти столь же пронзительная в своем неописуемом напряжении, как предшествовавший ей многоголосый хор.

– Человек!! – сказало что-то. Не знаю, откуда взялась у меня эта уверенность, но я чувствовал, что слова обращены ко мне. Я молчал.

– Человек… простите… минутку внимания. Я – иной. Я тут по ошибке…

Кругом зашумело.

– Тихо! Я – живой! – кричал он сквозь шум. – Да, меня бросили сюда, умышленно заковали в железо, чтобы нельзя было узнать, но вы только приложите ухо и услышите пульс!!

– Я тоже! – перекрикивал его другой голос. – Я тоже! Смотрите! Я болел, во время болезни мне показалось, что я – машина, это было моей манией, но теперь я уже здоров! Халлистер, Халлистер может подтвердить. Спросите его! Возьмите меня отсюда!

– Прошшу вуас… ббудьте любеззны…

– Бряк-бреак…

– К вашшим усслугам…

Барак зашумел, захрустел ржавыми голосами, мгновенно наполнился астматическим криком; я попятился, выскочил на солнце, ослепший, зажмурил глаза, долго стоял, прикрывая их рукой, за мной послышался протяжный скрежет; это робот закрыл дверь и задвинул засов.

– Прошшу вуас… – все еще доносилось из-за стен в волне приглушенного гула… – прошшу вуас… к вашшим усслугам… ошибка…

Я прошел мимо застекленного павильона, не зная, куда иду; хотелось только одного – оказаться как можно дальше от этих голосов, не слышать их; я вздрогнул, почувствовав неожиданное прикосновение к плечу. Это был Марджер, светловолосый, красивый, улыбающийся.

– Ох, простите, Брегг, тысяча извинений, я так долго…

– Что будет с ними?.. – прервал я почти грубо, показывая рукой на одиноко стоящий барак.

– Что? – заморгал он. – С кем?

Потом вдруг понял и удивился:

– А, вы были там? Напрасно…

– Почему?

– Это же лом.

– То есть?

– Лом на переплавку, уже после селекции. Пойдемте… Надо подписать протокол.

– Сейчас. А кто проводит эту… селекцию?

– Кто? Роботы.

– Что?! Они сами??

– Конечно.

Он замолчал под моим взглядом.

– Почему их не ремонтируют?

– Потому что ремонт не окупается, – сказал он медленно, с удивлением рассматривая меня.

– И что с ними делают?

– С ломом? Отправляют вон туда. – Он показал на высокую колонну мартена.

В кабинете на столе уже лежали подготовленные бумаги – протокол контроля, еще какие-то листки, – Марджер заполнил по очереди все рубрики, подписал сам и передал ручку мне. Я повертел ее в пальцах:

– А не может случиться ошибки?

– Простите, не понял.

– Там, в этом… ломе, как вы его называете, могут оказаться… еще пригодные, совершенно исправные – как вы думаете?

Он смотрел на меня так, словно не понимал, о чем я говорю.

– У меня создалось такое впечатление, – медленно докончил я.

– Но ведь это не наше дело, – ответил он.

– Нет? А чье?

– Роботов.

– Как же это – ведь мы должны были контролировать.

– Ах нет. – Он с облегчением улыбнулся, открыв наконец источник моей ошибки. – С тем это не имеет ничего общего. Мы проверяем синхронизацию процессов, их темп и эффективность, но не вдаемся в такие подробности, как селекция. Это нас не касается. Не говоря о том, что это совершенно не нужно, это было бы и невозможно, потому что ведь на каждого человека приходится теперь по восемнадцать автоматов; из них примерно пять ежедневно заканчивают свой цикл и идут на слом. Это составляет около двух миллиардов тонн в день. Вы же понимаете, что мы не могли бы следить за этим, ну и кроме того, наша система предполагает как раз обратное: автоматы заботятся о нас, а не мы о них…

Я вынужден был согласиться с ним и молча подписал листки. Мы уже собрались расстаться, когда неожиданно для себя я спросил его, изготовляют ли сейчас человекообразных роботов.

– Вообще-то нет, – сказал он и добавил, помедлив: – В свое время с ними была масса хлопот…

– То есть?

– Ну вы же знаете инженеров! В подражании они дошли до такого совершенства, что некоторые модели роботов невозможно стало отличить от живого человека. Были люди, которые не могли этого вынести…

Я вдруг вспомнил сцену на корабле, на котором я прилетел с Луны.

– Не могли вынести… – повторил я его слова. – Может, это было что-то вроде ненависти?

– Я не психолог, но, пожалуй, можно сказать и так. Впрочем, это дело прошлое.