Читаем Возвращение со звезд полностью

- Я не об этом.

- А о чем?

Ее глаза сузились.

- Ты не знаешь?

- Ну, знаете, - протянул я, - так теперь и этого уже не делают?!

- Делают, но не так.

- Вот как! У меня это так хорошо получается?

- Нет. Совсем нет... но так, как будто ты хочешь...

Она не закончила.

- Что?

- Ты ведь знаешь. Я это чувствовала.

- Я разозлился, - признался я.

- Разозлился! - презрительно повторила она. - Я думала... сама не знаю, что я думала. Ты знаешь, ведь никто не отважился бы... так...

Я улыбнулся про себя.

- Именно это тебе так понравилось?

- Ты ничего не понимаешь. Мир лишен страха, а тебя можно бояться.

- Хочешь еще раз? - спросил я. Ее губы раскрылись, она снова смотрела на меня, как на порожденного воображением зверя.

- Хочу.

Она придвинулась ко мне. Я взял ее руку, раскрыл ладонь и положил в свою.

- Почему у тебя такая твердая рука? - спросила она.

- Это от звезд. Они колючие. А теперь спроси еще: почему у тебя такие страшные зубы? Она улыбнулась.

- Зубы у тебя обыкновенные.

С этими словами она подняла мою ладонь так осторожно и внимательно, что я вспомнил свою встречу со львом и только усмехнулся, не чувствуя себя задетым, потому что в конечном счете все это было страшно глупо.

Она приподнялась, налила в свой бокал из маленькой темной бутылочки и выпила.

- Знаешь, что это такое? - спросила она, прикрыв глаза, как будто напиток обжигал. Ресницы у нее были огромные, наверное искусственные; у всех артисток искусственные ресницы.

- Нет.

- Никому не скажешь?

- Нет.

- Это порто...

- Ну-ну, - сказал я на всякий случай.

Она широко открыла глаза.

- Я тебя заметила еще раньше. Ты сидел с таким ужасным стариком, а потом возвращался один.

- Это сын моего младшего товарища, - объяснил я. "Самое странное, что это почти что правда", - мелькнуло в уме.

- Ты знаешь, что обращаешь на себя внимание?

- Что поделаешь.

- Это не только потому, что ты такой большой. Ты иначе ходишь и смотришь, как будто...

- Что?

- Как будто остерегаешься.

- Чего?

Она не ответила. Ее лицо исказилось. Она задышала громче, посмотрела на свою руку. Кончики пальцев дрожали.

- Уже... - тихо сказала она и улыбнулась, но не мне. Ее улыбка стала восторженной, зрачки расширились, заполняя глаза, она медленно отклонялась, пока не оказалась на сером изголовье, медные волосы рассыпались, она смотрела на меня с каким-то торжествующим восхищением.

- Поцелуй меня.

Я обнял ее, и это было отвратительно, потому что во мне было желание и не было его - мне казалось, что она перестает быть самой собой, как будто она в любую минуту могла обратиться во что-то иное. Она вплела пальцы в мои волосы, ее дыхание, когда сна отрывалась от моих губ, звучало, как стон. "Один из нас фальшивый, подлый, - думал я, - но кто - она или я?" Я целовал ее, это лицо было болезненно прекрасным, потрясающе чужим, потом осталось лишь наслаждение, невыносимое наслаждение, но и тогда во мне притаился холодный, молчаливый наблюдатель; я не провалился в беспамятство. Изголовье послушно, как будто понимающе, превратилось в подушку для наших голов; казалось, что здесь присутствует кто-то третий, унизительно заботливый, а мы, как будто зная об этом, за все время не произнесли ни слова. Я уже засыпал, а мне все казалось, что кто-то стоит и смотрит, смотрит.

Когда я проснулся, она спала. Это была совсем другая комната. Нет, та же. Но только как-то изменившаяся - часть стены отодвинулась, и виден был рассвет. Над нами, забытая, горела тусклая лампа. За окном, над вершинами деревьев, еще почти черными, начинало светать. Я осторожно передвинулся на край кровати; она пробормотала что-то похожее на "Алан" и продолжала спать.

Я шел сквозь просторные пустые залы. Окна в них были обращены на восток. Багровый свет лился сквозь окна и наполнял прозрачную мебель, дрожа в ней, как пламенеющее темно-красное вино. Вдали сквозь анфиладу залов я увидел проходившую фигуру - это был робот; серо-жемчужный, слабо светившийся корпус, внутри тлел рубиновый огонек, как лампадка перед иконой; лица не было.

- Я хочу выйти, - сказал я.

- Прошу вас, пожалуйста.

Серебряные, зеленые, голубые ступени. Я попрощался со всеми сразу лицами Аэн в первом, высоченном, как храм, зале. Уже совсем рассвело. Робот открыл передо мной ворота. Я велел вызвать глидер.

- Прошу вас, пожалуйста. Не хотите ли домашний?

- Можно домашний. Мне нужно в отель "Алькарон".

- Пожалуйста. Всегда к вашим услугам.

Кто-то уже однажды обратился ко мне так. Кто? Я не мог припомнить.

По крутой лестнице - чтобы до самого выхода помнить, что здесь не просто дом, а дворец, - мы спустились вниз; в первых лучах восходящего солнца я сел в машину. Когда она тронулась, я оглянулся. Робот все еще стоял в услужливой позе, немного похожий на богомола из-за сложенных на груди ручек.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература