ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША

Впоследствии, когда всё было кончено, я выяснил, что произошло. Ночью Комитет общественной безопасности, снабжённый — без сомнения, тут постарался наш предатель — списком имён и адресами пятисот заговорщиков, принял меры. Каждого роялиста дома поджидали два жандарма. Они взяли моих помощников под домашний арест, который продлился до полудня, то есть до того часа, когда ничто уже не могло помешать исполнению приговора. Других мер против заговорщиков принимать не стали. Пятьсот человек нельзя обвинить на основании показаний одного предателя, а других улик против них не нашлось. Мы были слишком осторожны. Возможно, и момент для судебного преследования людей, пытавшихся предотвратить преступление, потрясшее всю нацию, был не слишком подходящим.

Вот и весь мой рассказ. Когда королевский экипаж поравнялся с нами, я потерял голову. Такое, хоть я и гасконец, случается со мной нечасто. Я спрыгнул с бастиона. Дево и де Ла Гиш последовали за мной. Я пытался прорваться сквозь толпу, махал шляпой, кричал. Вопреки всему, я продолжал надеяться, что мы втроём сумеем расшевелить толпу и выполнить свою задачу. Я кричал что было мочи: «Свободу королю!» Наверное, мой одинокий голос потонул в грохоте барабанов. Меня услышали лишь те, кто стоял рядом. Они в ужасе отпрянули от меня, но всё же никто не предпринял попытки схватить смутьяна. Это ещё раз доказывает, монсеньор, насколько прав я был в своих расчётах, на которых строил весь замысел. Не пытались мне помешать и когда я уходил с двумя товарищами, которые, как и я провели предыдущую ночь не под своей крышей.

Вот, монсеньор, полный отчёт о моём провале, о моей гасконаде. А что до денег, которые я потратил…

— Оставим это, — сварливо перебил его регент. — Не будем о деньгах. — И, погрузившись в свои мысли, надолго замолчал. Его грузное тело обмякло, двойной подбородок уткнулся в грудь, глаза опустели. Рассказ барона устыдил графа. Он испытывал неловкость за огульное осуждение гасконца. Даже критически и враждебно настроенный д'Антраг смущённо молчал, понимая, что перегнул палку.

Но в недалёких, тщеславных людях стыд зачастую сменяется негодованием против тех, кого они стыдятся. Вскоре его высочество оправился от смущения. Он распрямился, уселся в кресле поудобнее и, высокомерно подняв голову, сказал напыщенно-официально:

— Мы благодарны вам, господин де Бац, за объяснения, равно как и за вашу деятельность, которая, к нашему сожалению, не увенчалась успехом, которого она заслуживала. Пожалуй, это всё, если только… — Он вопросительно посмотрел на д'Аварэ, потом на д'Антрага.

Господин д'Аварэ в ответ молча покачал головой и сопроводил своё качание слабым протестующим жестом. Рука у него была изящная, едва ли не прозрачная. Д'Антраг чопорно поклонился.

— Мне нечего сказать господину де Бацу, монсеньор.

Барон посмотрел на них с искренним изумлением. Им нечего сказать!

— Я, конечно, сознаю, что не заслуживаю похвалы, — заметил он таким ровным тоном, что они могли лишь подозревать насмешку. — Судить должно лишь по результату. — Движимый мстительным желанием уязвить совесть регента, ответить добром на зло, он продолжал: — Но моя служба делу восстановления французской монархии далека от завершения. Моя маленькая армия верных людей пока на свободе. Мне не следовало покидать Францию, но я счёл своим долгом лично предстать перед вашим высочеством. Теперь же я покорнейше прошу разрешения вашего высочества вернуться и ждать приказаний, которые, возможно, последуют от вас.

— Вы намерены вернуться? В Париж?

— Как я уже сказал, монсеньор, я бы не покинул его, если бы не сознание долга перед вами.

— И что вы собираетесь там делать?

— Возможно, если я не полностью потерял доверие вашего высочества, вы дадите мне какое-нибудь новое задание.

Регент растерялся. Он повернулся к д'Антрагу. Но на хитроумного графа внезапно тоже нашло затмение, и он с излишней многословностью признался в отсутствии каких-либо идей.

— Мы подумаем, господин де Бац, — изрёк регент. — Подумаем и известим вас. Сейчас же не смеем вас задерживать.

И, словно желая смягчить сухость последних слов, Мосье протянул ему пухлую белую руку. Барон низко склонился и поднёс её к сложившимся в лёгкую усмешку губам.

Выпрямившись, он круто повернулся на каблуках и, не замечая придворных, чеканным шагом вышел из невысокого, тесного и убого обставленного приёмного зала.

Глава XII. УЯЗВИМОЕ МЕСТО

На следующее утро, спускаясь по гостиничной лестнице, барон де Бац лицом к лицу столкнулся с господином Моро. Оба удивлённо застыли.

— А! — сказал барон. — Наш друг Паладин!

— А! — в тон ему ответил Андре-Луи. — Наш гасконский любитель опасностей!

Барон рассмеялся и протянул руку.

— Честное слово, не всегда. Недавно я подвергся худшей опасности из всех, что только могут угрожать человеку — опасности потерять самообладание. Вам такая когда-нибудь угрожала?

— Бог миловал. Я не питаю иллюзий по поводу отношения ко мне других людей.

— Вы не верите в справедливость? А в благодарность принцев?