Возвращение с Западного фронта (сборник)

Штайнер медленно спустился по лестнице. Выйдя из подъезда, он остановился и вдруг увидел город, раскинувшийся вокруг. Утром он никак не воспринимал его, но теперь улицы, дома, площади, – все обрело полную отчетливость, и от этого нельзя было уйти. Он видел опасность, незримую и безмолвную, подстерегавшую его на каждом углу, в каждой подворотне, притаившуюся в каждом лице. Он знал, что сделать почти ничего нельзя. Место, где его могли схватить, как зверя у водопоя в джунглях, – вот оно, это белое, каменное строение за его спиной. Но он также знал, что должен прятаться, – иначе он не сможет приходить сюда. Три-четыре дня. Ничто и целая вечность. Он подумал, не разыскать ли кого-нибудь из старых друзей, но потом решил отправиться в какой-нибудь отель средней руки. В первый день там на него не обратят внимания.

Керн сидел в камере тюрьмы «Ля сантэ» с австрийцем Леопольдом Бруком и вестфальцем Мэнке. Они клеили бумажные пакеты.

– Знали бы вы, ребята, до чего жрать охота! – сказал Леопольд. – Передать невозможно! С удовольствием сожрал бы клейстер, если бы за это не полагалось наказания!

– Подожди, – ответил Керн. – Через десять минут принесут жратву.

– Какой от нее толк! Еще больше голодным будешь. – Леопольд надул пакет и, злобно хлопнув по нему, порвал. – И зачем только человеку желудок, да еще в такое проклятое время! Как подумаешь об окороке или даже о свиных ножках – и прямо хочется разбить в щепы всю эту лавочку!

Мэнке поднял глаза.

– А мне, наоборот, рисуется огромный бифштекс с кровью, – заявил он. – С луком и жареным картофелем. И конечно, пиво, холодное как лед.

– Прекрати! – застонал Леопольд. – Давайте говорить о чем-нибудь другом. Например, о цветах.

– А почему именно о цветах?

– Ну, вообще о чем-нибудь прекрасном, неужели ты не понимаешь? Надо же нам как-то отвлечься!

– Цветы меня не отвлекают.

– Однажды я видел несколько розовых кустов. – Леопольд судорожно пытался сосредоточиться на этом воспоминании. – Прошлым летом. Перед тюрьмой в Палланце. На закате, когда нас выпустили на волю. Красные розы. Такие красные, как… как…

– Как сырой бифштекс, – подсказал Мэнке.

– Ах, чтоб тебе пусто было!

Щелкнул замок.

– Принесли жратву, – сказал Мэнке.

Дверь отворилась. Но это был не служитель, разносивший пищу, а надзиратель.

– Керн… – сказал он.

Керн встал.

– Пойдемте со мной! К вам пришли!

– Вероятно, президент республики, – предположил Леопольд.

– А может, Классман. Ведь у него есть паспорт. Вдруг он принес какую-нибудь еду.

– Масло! – вдохновенно произнес Леопольд. – Большой кусок масла! Желтого, как подсолнух!

Мэнке ухмыльнулся:

– Знаешь, Леопольд, ты все-таки лирик! Нашел когда думать о подсолнухах!

Керн резко остановился в дверях, будто кто-то ударил его кулаком в грудь.

– Рут! – сказал он, задыхаясь. – Как ты сюда попала? Тебя тоже схватили?

– Нет, Людвиг, нет!

Керн мельком взглянул на надзирателя, безучастно прислонившегося к стенке. Затем быстро подошел к Рут.

– Ради всего святого, немедленно уходи отсюда! – прошептал он по-немецки. – Ты не понимаешь, что происходит! В любую минуту тебя могут арестовать. Это – месяц тюрьмы. При вторичном аресте – полгода! Поэтому поскорее уходи… немедленно!

– Месяц! – Рут испуганно посмотрела на него. – Ты должен просидеть здесь целый месяц?

– А что тут такого! Просто не повезло! Но ты… не будь легкомысленна! Здесь каждый может потребовать у тебя документы! В любую секунду!

– Да есть у меня документ!

– Что?

– У меня есть вид на жительство, Людвиг!

Она достала из кармана бумажку и показала ее Керну. Тот широко раскрыл глаза.

– Иисусе Христе! – медленно произнес он немного погодя. – Значит, правда! Так сказать, непреложный факт! Это все равно что кто-то воскрес из мертвых! Хоть один раз выгорело! Кто помог? Комитет беженцев?

– Да. Комитет и Классман.

– Господин надзиратель, – сказал Керн, – разрешается ли арестованному поцеловать даму?

Надзиратель вяло посмотрел на него.

– По мне – так сколько угодно, – ответил он. – Лишь бы она не передала вам при этом нож или напильник!

– При месячном сроке это вряд ли имеет смысл.

Надзиратель свернул сигарету и закурил.

– Рут! – сказал Керн. – Вы знаете что-нибудь о Штайнере?

– Нет, ничего. Марилл говорит, что узнать о нем что-либо невозможно. Штайнер наверняка не станет писать. Просто возьмет и вернется. Вдруг придет к нам, и все.

Керн недоверчиво поглядел на нее:

– Марилл серьезно верит в это?

– Все мы верим, Людвиг. А что нам еще делать?

Керн кивнул:

– Действительно, делать больше нечего. Он уехал только неделю назад. Может быть, все-таки пробьется.

– Должен пробиться. Ничего другого я себе не представляю.

– Время вышло, – сказал надзиратель. – На сегодня хватит.

Керн обнял Рут.

– Возвращайся! – прошептала она. – Возвращайся поскорее! Ты останешься здесь, в «Сантэ»?

– Нет. Нас перебросят к границе.

– Я попробую добиться еще одного свидания! Возвращайся! Я люблю тебя! Приходи скорее! Мне страшно! Я хочу поехать с тобой!

– Это невозможно. Твой вид на жительство действителен только в Париже. Я вернусь.

– Я принесла тебе деньги. Они спрятаны под бретелькой. Вытащи их, когда поцелуешь меня.