Возвращение с Западного фронта (сборник)

Музыка оборвалась, и они вернулись к столику. Керн неотрывно смотрел на Рут. Ее глаза блестели, взволнованное лицо озарилось каким-то лучистым, самозабвенным, почти смелым выражением. Вот проклятие, подумал Керн, почему же нельзя жить так, как хочется?.. И на какие-то секунды его охватило чувство страшной тоски.

– Поглядите-ка, кто идет! – сказал Биндер.

Керн поднял глаза. Коммерческий советник Арнольд Оппенгейм шел через зал, направляясь к выходу. Поравнявшись с их столиком, он озадаченно остановился и молча оглядел всех троих.

– Интересно! – буркнул он. – Чрезвычайно поучительно!

Никто ему не ответил.

– Так вот, значит, награда за мою доброту и помощь! – возмущенно продолжал Оппенгейм. – Я даю деньги, а их тут же растранжиривают по барам!

– Иной раз забыться куда важнее, чем хорошо поужинать, господин коммерческий советник, – спокойно возразил ему Биндер.

– Все это пустые фразы! Молодым людям вроде вас незачем шататься по барам!

– Бродяжничать по дорогам нам, пожалуй, тоже незачем, – ответил Биндер.

– Позволь, я тебя познакомлю, – обратился Керн к Рут. – Этот господин, возмущающийся нами, – коммерческий советник Оппенгейм. Он купил у меня кусок мыла. Я заработал на этом целых сорок сантимов.

Оппенгейм ошеломленно уставился на него. Затем прошипел что-то вроде «нахальство» и затопал прочь.

– Что все это значит? – спросила Рут.

– Ничего особенного. Самая обычная вещь на свете, – ответил ей Биндер голосом, полным иронии. – Филантроп, глубоко осознавший величие своих благодеяний. Такие люди тверже стали.

Рут встала.

– Он наверняка приведет полицейских! Надо уйти!

– Для этого он слишком труслив. Зачем ему лишние неприятности?

– И все-таки лучше пойдем.

– Хорошо.

Биндер расплатился, все встали и пошли к пансиону. Около вокзала они заметили двух мужчин, шедших им навстречу.

– Внимание! – шепнул Биндер. – Сыщик! Вести себя непринужденно!

Керн принялся тихо насвистывать, взял Рут под руку и замедлил шаг. Почувствовав, что Рут хочет пойти быстрее, он крепко сжал ее локоть, громко рассмеялся и еще медленнее поплелся дальше.

Двое встречных прошли мимо. Один из них был в котелке и равнодушно курил сигарету. Другим оказался Фогт. Он узнал их и едва заметно закрыл и открыл глаза, давая понять, что его постигла неудача.

Через минуту Керн оглянулся. Сыщик и Фогт скрылись из виду.

– Направление на Базель, к границе. Поезд уходит в двенадцать часов пятнадцать минут, – авторитетно прокомментировал Биндер.

– Ему, видать, попался чересчур человечный судья, – сказал Керн.

Они продолжали свой путь. Рут почувствовала озноб.

– Вдруг здесь стало как-то жутко, – проговорила она.

– Поезжайте во Францию, – ответил Биндер. – В Париж. Большой город – самое лучшее.

– Почему же вы не едете туда?

– Не знаю ни слова по-французски. Кроме того, я – специалист по Швейцарии. А потом… – Он не договорил.

Все замолчали. С озера дул прохладный ветер. Над ними висело огромное свинцово-серое и чужое небо.

Перед Штайнером сидел бывший адвокат высшего берлинского апелляционного суда, доктор Гольдбах II. Штайнер познакомился с ним в кафе «Шперлер» и взял в ассистенты для телепатических сеансов.

Гольдбаху было под пятьдесят. Из Германии его выслали как еврея. Он торговал галстуками и занимался негласной юридической консультацией. Заработков хватало ровно настолько, чтобы не умереть с голоду. У него была очень красивая тридцатилетняя жена, которую он любил. Теперь она существовала на средства, выручаемые от продажи принадлежавших ей драгоценностей; Гольдбах понимал, что вряд ли сумеет сохранить ее. Штайнер выслушал историю адвоката и пристроил его на работу к Потцлоху. Здесь он был занят по вечерам, а в дневное время мог посвящать себя коммерции и юриспруденции.

Однако вскоре обнаружилось, что настоящего медиума из него не получается. Он перепутывал все на свете и срывал представления. И вот теперь, в поздний час, он сидел перед Штайнером и в отчаянии умолял не выбрасывать его на улицу.

– Гольдбах, – сказал Штайнер, – сегодня вы работали особенно плохо! Дальше так продолжаться не может! Вы вынуждаете меня действительно быть ясновидцем!

Гольдбах посмотрел на него взглядом смертельно раненной лани.

– Ведь все так просто, – продолжал Штайнер. – Число ваших шагов до первого шеста, поддерживающего перекрытие, определяет номер ряда. Закрытый правый глаз означает даму, левый – мужчину. Число пальцев – их надо показывать незаметно – помогает мне узнать, какой это по счету зритель слева. Вы выдвигаете правую ногу вперед – предмет спрятан где-то выше пояса. Левую ногу – ниже пояса. Чем больше выдвинута нога, тем выше спрятан предмет. И наоборот. Ведь ради вас нам пришлось изменять всю систему знаков. Очень уж вы дергаетесь…

Адвокат нервно теребил воротничок рубашки.

– Господин Штайнер, – виновато возразил он, – я же выучил все наизусть, репетирую каждый день… Бог знает, в чем тут дело, прямо какая-то нечистая сила!..

– Но послушайте, Гольдбах! – терпеливо продолжал Штайнер. – Ведь вам как адвокату, вероятно, приходилось удерживать в памяти гораздо больше всяких подробностей.