– Не знаю, как у нее пойдут дела. Может, морфий и не понадобится. Несмотря ни на что, я все-таки не теряю надежды. Но стоит мне остаться одному, и надежда улетучивается. Я не хочу, чтобы она страдала, Отто, чтобы превратилась в сплошной сгусток боли. Возможно, они и сами будут давать ей морфий, но, если я смогу ей помочь, мне будет спокойнее.
– Значит, морфий тебе нужен только для этого? – спросил Кестер.
– Только для этого, Отто. Поверь мне. Иначе я бы тебе ничего не сказал.
Он кивнул.
– Нас уже только двое, – медленно проговорил он.
– Да, только двое.
– Ладно, Робби.
Мы вышли в холл, и вскоре я привел туда Пат. Потом быстро поужинали – небо все больше затягивалось облаками. Кестер выкатил «Карла» из гаража и остановился у подъезда.
– Ну, Робби, всего тебе хорошего, – сказал он.
– И тебе, Отто.
– До свидания, Пат. – Он протянул ей руку, глядя в ее глаза. – Весной приеду за вами.
– Прощайте, Кестер. – Пат задержала его руку в своей. – Я так рада, что еще раз увиделась с вами. Привет от меня Готтфриду Ленцу.
– Передам, – сказал Кестер.
Она все не отпускала его руку. Ее губы дрожали. Вдруг она подошла к нему вплотную и поцеловала.
– Прощайте, – пробормотала она сдавленным голосом.
Лицо Кестера словно озарилось ярко-красным пламенем. Он хотел еще что-то сказать, но отвернулся, сел в машину, рванул с места и не оборачиваясь понесся вниз по спиральной дороге. Мы глядели ему вслед. Машина прогрохотала по главной улице деревни и пошла крутыми виражами вверх. Бледный свет фар скользил по серому снегу… Одинокий светлячок. На вершине подъема Кестер остановился, встал перед радиатором и помахал нам рукой. Его темный силуэт выделялся на фоне света фар. Потом он исчез, и мы еще долго слышали замирающее гудение мотора.
Пат стояла, подавшись вперед, и вслушивалась, покуда что-то еще было слышно. Потом повернулась ко мне.
– Значит, отплыл последний корабль, Робби.
– Предпоследний, – возразил я. – Последним буду я. И ты знаешь, какой у меня план? Хочу подыскать себе другую якорную стоянку. Комната во флигеле перестала мне нравиться. Не вижу, почему бы нам с тобой не поселиться рядом. Я попытаюсь получить комнату поблизости от тебя.
Она улыбнулась:
– Исключено! Не дадут! Как ты этого добьешься?
– А если добьюсь, будешь довольна?
– Что за вопрос, милый! Это было бы просто чудесно! Совсем как у фрау Залевски!
– Ладно, тогда дай-ка мне поработать с полчасика.
– Хорошо. А мы с Антонио сыграем пока в шахматы. Меня здесь научили.
Я пошел в контору и заявил, что остаюсь на продолжительный срок и желал бы поселиться на том же этаже, где живет Пат. Пожилая плоскогрудая дама возмущенно посмотрела на меня и отклонила мою просьбу, ссылаясь на правила внутреннего распорядка.
– Кто составил эти правила? – спросил я.
– Дирекция, – ответила дама и разгладила складки на своем платье.
Наконец она довольно неохотно сообщила мне, что исключения допускаются только с разрешения главного врача.
– Но он уже ушел, – добавила она. – А тревожить его вечером, дома, можно только по служебным делам.
– Хорошо, – сказал я, – тогда я и потревожу его по делам службы: по вопросу о внутреннем распорядке.
Главный врач жил в домике рядом с санаторием. Он немедленно меня принял и сразу же дал просимое мной разрешение.
– Вот уж не думал, что все получится так легко. Начало было совсем другим, – сказал я.
Он рассмеялся:
– Понимаю. Видимо, вы напоролись на старую Рексрот. Ничего, сейчас я ей позвоню.
Я вернулся в контору. Увидев вызывающее выражение моего лица, старая Рексрот не без достоинства удалилась. Я договорился обо всем с секретаршей и поручил коридорному перенести ко мне в комнату мой багаж, а затем доставить туда несколько бутылок со спиртным. Потом я пошел в холл, где меня ждала Пат.
– Удалось? – спросила она.
– Еще нет, но через два-три дня все будет в порядке.
– Жаль. – Она опрокинула шахматные фигуры и встала.
– Что будем делать? – спросил я. – Пойдем в бар?
– По вечерам мы часто играем в карты, – сказал Антонио. – Скоро задует фен – это уже чувствуется. И тогда карты – самое милое дело.
– Ты играешь в карты, Пат? – удивился я. – Во что же? В подкидного? Или, может, пасьянсы раскладываешь?
– В покер, дорогой мой, – заявила Пат.
Я рассмеялся.
– Правда, правда – она играет, – сказал Антонио. – Но очень уж отчаянно. Блефует напропалую.
– Я и сам так играю, – ответил я.
– Значит, давайте попробуем.
Мы сели в уголок и начали играть. Пат совсем неплохо разбиралась в тонкостях покера и действительно блефовала так, что, как говорится, клочья летели. Через час Антонио показал на пейзаж за окном. Шел снег. Густые хлопья медленно, словно нехотя, почти отвесно падали на землю.
– Полное безветрие, – сказал Антонио. – Значит, снега будет много.
– Где сейчас может быть Кестер? – спросила Пат.
– Уже за главным перевалом, – сказал я.
На минуту мне отчетливо представился «Карл», и в нем Кестер, и как они мчатся сквозь эту белую ночь, и вдруг все показалось мне каким-то нереальным – и то, что я тут сижу вместе с Пат, а Отто где-то в пути. Счастливая, уперев руку с картами в край стола, она улыбалась мне.