Возвращение с Западного фронта (сборник)

– Мой дорогой, ты говоришь так, словно уже обдумал все подробности.

– И обдумал, – сказал я. – Целый вечер об этом думаю.

Она выпрямилась:

– Ты действительно говоришь об этом серьезно, Робби?

– Да, черт возьми, – сказал я. – А ты разве до сих пор не заметила этого?

Она немного помолчала.

– Робби, – сказала она затем чуть более низким голосом, – почему ты именно сейчас заговорил об этом?

– А вот заговорил, – сказал я резче, чем хотел. Внезапно я почувствовал, что теперь должно решиться многое более важное, чем комната. – Заговорил потому, что в последние недели понял, как чудесно быть все время неразлучными. Я больше не могу выносить эти встречи на час! Я хочу от тебя большего! Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, не желаю продолжать умную любовную игру в прятки, она мне противна и не нужна, я просто хочу тебя, и только тебя, и никогда мне этого не будет достаточно, и ни одной минуты я потерять не хочу.

Я слышал ее дыхание. Она сидела на подоконнике, обняв колени руками, и молчала. Красные огни рекламы напротив, за деревьями, медленно поднимались вверх и бросали матовый отблеск на ее светлые туфли, освещали юбку и руки.

– Пожалуйста, можешь смеяться надо мной, – сказал я.

– Смеяться? – удивилась она.

– Ну да, потому что я все время говорю: я хочу. Ведь, в конце концов, и ты должна хотеть.

Она подняла глаза:

– Тебе известно, что ты изменился, Робби?

– Нет.

– Правда, изменился. Это видно из твоих же слов. Ты хочешь. Ты уже не спрашиваешь. Ты просто хочешь.

– Ну, это еще не такая большая перемена. Как бы сильно я ни желал чего-то, ты всегда можешь сказать «нет».

Она вдруг наклонилась ко мне.

– Почему же я должна сказать «нет», Робби? – проговорила она очень теплым и нежным голосом. – Ведь и я хочу того же…

Растерявшись, я обнял ее за плечи. Ее волосы коснулись моего лица.

– Это правда, Пат?

– Ну конечно, дорогой.

– Проклятие, – сказал я, – а я представлял себе все это гораздо сложнее.

Она покачала головой:

– Ведь все зависит только от тебя, Робби…

– Я и сам почти так думаю, – удивленно сказал я.

Она обняла мою голову:

– Иногда бывает очень приятно, когда можно ни о чем не думать. Не делать все самой. Когда можно опереться. Ах, дорогой мой, все, собственно, довольно легко – не надо только самим усложнять себе жизнь!

На мгновение я стиснул зубы. Услышать от нее такое! Потом я сказал:

– Правильно, Пат. Правильно!

И совсем это не было правильно.

Мы постояли еще немного у окна.

– Все твои вещи перевезем сюда, – сказал я. – Чтобы у тебя здесь было все. Даже заведем чайный столик на колесах. Фрида научится обращаться с ним.

– Есть у нас такой столик, милый. Он мой.

– Тем лучше. Тогда я завтра начну тренировать Фриду.

Она прислонила голову к моему плечу. Я почувствовал, что она устала.

– Проводить тебя домой? – спросил я.

– Погоди. Полежу еще минутку.

Она лежала спокойно на кровати, не разговаривая, будто спала. Но ее глаза были открыты, и иногда я улавливал в них отблеск огней рекламы, бесшумно скользивших по стенам и потолку, как северное сияние. На улице все замерло. За стеной время от времени слышался шорох – Хассе бродил по комнате среди остатков своих надежд, своего брака и, вероятно, всей своей жизни.

– Ты бы осталась здесь, – сказал я.

Она привстала:

– Сегодня нет, милый…

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты осталась…

– Завтра…

Она встала и тихо прошлась по темной комнате. Я вспомнил, как Пат впервые осталась у меня, как в сером свете занимающегося дня она точно так же прошлась по комнате, чтобы одеться. Не знаю почему, но в этом было что-то поразительно естественное и трогательное – какой-то отзвук далекого прошлого, погребенного под обломками времени, молчаливое подчинение закону, которого уже никто не помнит. Она вернулась из темноты и прикоснулась ладонями к моему лицу.

– Хорошо мне было у тебя, милый. Очень хорошо. Я так рада, что ты есть.

Я ничего не ответил. Я не мог ничего ответить.

Я проводил ее домой и снова пошел в бар. Там я застал Кестера.

– Садись, – сказал он. – Как поживаешь?

– Да не особенно, Отто.

– Выпьешь чего-нибудь?

– Если мне начать пить, придется выпить много. Этого я не хочу. Обойдется. Но я мог бы заняться чем-нибудь другим. Готтфрид сейчас работает на такси?

– Нет.

– Ладно. Тогда я поезжу несколько часов.

– Я пойду с тобой в гараж, – сказал Кестер.

Простившись с Отто, я сел в машину и направился к стоянке. Впереди меня уже были две машины. Потом подъехали Густав и актер Томми. Оба передних такси ушли, вскоре нашелся пассажир и для меня. Молодая девушка попросила отвезти ее в «Винету», модный дансинг с телефонами на столиках, с пневматической почтой и тому подобными атрибутами, рассчитанными на провинциалов. «Винета» находилась в стороне от других ночных кафе, в темном переулке.

Мы остановились. Девушка порылась в сумочке и протянула мне бумажку в пятьдесят марок.

Я пожал плечами:

– К сожалению, не могу разменять.

Подошел швейцар.

– Сколько я вам должна? – спросила девушка.

– Одну марку семьдесят пфеннигов.

Она обратилась к швейцару:

– Вы не можете заплатить за меня? Я рассчитаюсь с вами у кассы.