Возвращение с Западного фронта (сборник)

Я запер за ним дверь и уселся у окна. Кладбище было залито голубым сиянием луны. Пестрые контуры световой рекламы взметались до крон деревьев. На темной земле выделялись могильные плиты. Безмолвные, они не внушали страха. Вплотную к ним, сигналя, проезжали автомобили, и свет их фар скользил по выветрившимся надгробным надписям.

Я просидел довольно долго, размышляя о всякой всячине. В частности, о том, как в свое время мы вернулись с фронта, молодые, ни во что не верящие, словно шахтеры, выбравшиеся на поверхность из обвалившейся шахты. Нам хотелось ринуться в поход против лжи, эгоизма, алчности, душевной косности – против всего, что вынудило нас пройти через войну. Мы были суровы и могли верить только близкому товарищу или таким вещам, которые никогда нас не подводили, – небу, табаку, деревьям, хлебу и земле. Но что же из всего этого получилось? Все распадалось, пропитывалось фальшью и забывалось. А если ты не умел забывать, то тебе оставались только бессилие, отчаяние, равнодушие и водка. Ушло в прошлое время великих человеческих и даже чисто мужских мечтаний. Торжествовали дельцы. Продажность. Нищета.

«Вам хорошо, вы одиноки», – сказал мне Хассе. Все это, конечно, так – одинокий человек не может быть покинут. Но иногда по вечерам эти искусственные построения разлетались в прах, а жизнь превращалась в какую-то всхлипывающую, мечущуюся мелодию, в водоворот дикого томления, желания, тоски и надежды все-таки вырваться из бессмысленного самоодурманивания, из бессмысленных в своей монотонности звуков этой вечной шарманки. Не важно куда, но лишь бы вырваться. О эта жалкая потребность человека в крупице тепла. И разве этим теплом не могут быть пара рук и склоненное над тобой лицо? Или и это было бы самообманом, покорностью судьбе, бегством? Да и разве вообще существует что-то, кроме одиночества?

Я закрыл окно. Нет, ничего другого нет. Для всего остального у человека слишком мало почвы под ногами.

Однако утром я встал пораньше и, прежде чем пойти в мастерскую, постучал в дверь владельца небольшой цветочной лавки. Там я подобрал букет роз и попросил отправить их без промедлений. Я чувствовал себя довольно странно, когда медленно выводил на карточке адрес и имя: «Патриция Хольман».

V

Кестер надел свой самый старый костюм и поехал в финансовое управление. Он хотел добиться снижения наших налогов. В мастерской остались Ленц и я.

– Готтфрид, – сказал я, – ну-ка давай приналяжем на толстый «кадиллак».

Накануне в вечерней газете появилось наше объявление, и, следовательно, уже сегодня мы могли рассчитывать на покупателей, буде таковые вообще окажутся. Так или иначе, надо было подготовить машину.

Сначала мы обработали все лакированные поверхности водой. «Кадиллак» засверкал, как никогда, и прямо на глазах подорожал на добрую сотню марок. Затем мы залили в мотор самое густое из всех возможных масел. Поршни были уже далеко не первоклассными и слегка постукивали. Вязкое масло компенсировало этот дефект, и мотор работал удивительно спокойно и ровно. Коробку скоростей и задний мост мы тоже заправили густой смазкой, чтобы и они вели себя бесшумно.

Потом решили проверить все на ходу – поблизости была сильно разбитая дорога. Мы прошли по ней на скорости пятьдесят километров. Кузов кое-где побрякивал. Мы снизили давление в баллонах на четверть атмосферы и повторили проверку. Дело пошло лучше. Выпустили еще четверть атмосферы. Все посторонние звуки исчезли.

Мы вернулись в мастерскую, смазали скрипучий шарнир капота, вложили в него резиновую прокладку, залили в радиатор горячую воду, чтобы двигатель завелся с полуоборота, и обрызгали низ машины из керосинового распылителя, чтобы и здесь все блестело. После всего этого Ленц воздел руки к небу:

– Так явись же нам, о благословенный покупатель. Приди, о милый обладатель туго набитого бумажника! Мы ждем не дождемся тебя, как жених невесту.

Однако невеста не спешила. Поэтому мы вкатили на яму бензиновую тарахтелку булочника и начали демонтировать переднюю ось… Часа полтора-два мы спокойно работали и почти не разговаривали. Вдруг Юпп, стоявший у бензоколонки, стал насвистывать мелодию песенки «Чу! Кого сюда несет?..».

Я вылез из ямы и посмотрел в окно. Какой-то невысокий, коренастый мужчина ходил вокруг «кадиллака». С виду это был вполне солидный буржуа.

– Глянь-ка, Готтфрид, – шепотом сказал я. – Уж не невеста ли это?

– Безусловно! – заявил Ленц, едва взглянув на пришельца. – Но ты посмотри на его лицо. Еще никто с ним слова не сказал, а он уже полон недоверия. Пойди схлестнись с ним. Я остаюсь в резерве. Подключусь, если у тебя ничего не выйдет. И не забывай про хитрости, которым я тебя учил.

– Ладно. – Я вышел во двор.

Мужчина смотрел на меня умными черными глазами.

– Локамп, – представился я.

– Блюменталь.