Возвращение с пастбищ

— Утром обещают… — Бородач вдвинулся в комнату целиком, и Крылечкин узнал молодого человека, обронившего в коридоре странные слова о зверях.

Профессор рывком схватил трубку и нажал клавишу стоявшего на столе аппарата.

— Алло… Хрупов? Ты что, без ножа решил зарезать? Русским же языком было сказано: восемьдесят шкур! А ты сколько привез?.. Ах, завтра утром тебе обещали? Можешь подарить их своей бабушке!.. Нам сегодня нужно, сейчас! Неужели не понимаешь: подбить же надо успеть, приспособить… — Он бросил взгляд на часы. — Даю тебе, Хрупов, последний срок: до шестнадцати тридцати. Доставай, где хочешь!

Профессор в сердцах припечатал трубку к рычагу и, нервно поправив очки, прошелся по лаборатории.

— Работнички… С этим Хруповым того и гляди инфарктнешься.

— Я же предлагал перевести его в сектор дистанционного пастушества, — подал голос седой.

— Пастушества, — фыркнул профессор. — Да его вообще гнать надо с фермы! Пусть только попробует не достать… — Тут глаза профессора наткнулись на Крылечкина. — Да, Валера, вот прихвати с собой молодого человека. Наш новый зоопсихолог. Прошу любить и жаловать. Мычит, правда, неважно, но это дело наживное.

— Научим, — уверенно пообещал бородатый Валера и жестом пригласил новичка следовать за ним.

В коридоре Крылечкин придержал провожатого за локоть возле фотопортрета рогатого страшилища.

— Так это и есть ваша новая порода?

— Она и есть, — кивнул бородач и зашагал такими широкими шажищами, что Крылечкиц едва поспевал за ним.

— А как коэффициент свирепости? — все-таки вспомнил он надпись на стене.

— Не жалуемся. — Бородач ответил на полном серьезе, будто и не уловил иронии.

— И куда такую зверюгу, для коровьей корриды?

— Ты с какого года-то?

— С семьдесят шестого.

— Вот и потерпи, пока старшие все расскажут. Я, братец, в семьдесят шестом уже первый раз влюбился.

— В яслях, что ли?

— Еще чего… В средней группе детсада!

Так, перебрасываясь редкими фразами, они дошли до конца коридора, спустились в полуподвальную галерею с прозрачным потолком, и движущаяся дорожка в две минуты доставила их к дверям коровника.

Это был обычный типовой четырехрядный коровник из сборного пластобетона. С автопоилками, с кормовыми и скребковыми транспортерами, с серебристыми трубами молокопровода, с кисловатым силосно-навозным душком, который не могли полностью заглушить озонаторы под потолком.

Только вот коров а коровнике не было. Вместо них в стойле хлопотали люди с коровьими шкурами. Шла массовая примерка. В одном месте шкуру только развертывали, в другом натягивали, в третьем «корова» уже шевелила головой и ногами, в четвертом мычала, — в общем, репетиция была в полном разгаре. Со всех сторон неслись голоса:

— Охрименко, недостоверно бодаешься!

— Сена, сена не забудьте подложить…

— Эй, Вано, хвостом-то кто за тебя будет помахивать?

— Значит, так: порошок разводим рано утром, чтобы полная иллюзия дойки…

— А ну, кончай курить! Какая же ты к черту корова, если дым из ноздрей?!

Крылечкин шел рядом с бородатым Валерой по проходу мимо деловито мычащих, бодающихся, помахивающих хвостами сотрудников, и в голове его четко печатался примерно такой газетный текст: «Молодой специалист К., в недавнем прошлом активист институтского „Комсомольского лазера“, в первый же день работы помог разоблачить группу махинаторов, свивших гнездо на одной из экспериментальных ферм…»

Тут бородач подвел Крылечкина к стойлу, где лежала на соломе вакантная рыжевато-белая шкура. Впрочем, скорее это было нечто вроде коровьего чучела. Подбитое изнутри какой-то упругой пористой массой, с искусно приделанной рогатой головой и правдоподобнейшим выменем, изделие это нуждалось лишь в паре статистов, чтобы выглядеть стопроцентно живой производительницей молока. Причем именно такой свирепообразной, какая красовалась на стене в коридоре.

— Ну что, приступим? — Бородач приподнял шкуру и шутливо боднул Крылечкина острыми рогами. — Вон там, в шкафчике, комбинезоны. Переодевайся — и начнем входить в роль. За дыханье не бойся: есть воздухопровод. — Он потянул застежку, распахнув коровье брюхо. — Ты кем предпочитаешь: головой или хвостом? — Предпочитаю сначала узнать, что означает весь этот спектакль.

— Ну, это слишком долго… Некогда сейчас объяснять. Вот порепетируем — тогда и поговорим.

— Нет уж! — отрезал Крылечкин. — Сперва хочу узнать, куда я попал. Напустили туману, стенами огородились, а внутри — жульничество какое-то…

— Не «какое-то», а вынужденное, — ничуть не обидевшись, поправил бородатый Валера. — Жульничество как суровая научная необходимость.

— Ладно, я пошел, — Крылечкин решительно повернулся на сто восемьдесят градусов. — Спрошу кого-нибудь другого. Авось ответят без юродства…

— Ну-ну, уж больно ты, старик, горяч, — бросив шкуру, Валера схватил его за плечо, повернул к себе. — Пойми, чудак, нет у меня времени все обсказывать! Сам видишь, какая запарка!

— Вижу, что дело темное, — согласился Крылечкин. — Без фонаря не разглядишь. Вот и посвети.