Половина седьмого. Хорошо, что он предусмотрительно захватил с собой свой саквояж.
Куда он едет? В Боровск. Зачем? Он и сам не знает.
Он там долго не задержится.
Море? Можно будет к морю.
Смерть его никому не понадобилась, не дали за нее ни гроша.
Жизнь его тоже никому не нужна.
Кроме него самого. Что, этого недостаточно?
Нина там, за окном машины, вскрикнула отрывисто и ринулась куда-то… Ясно куда. Идут.
Олег выбрался из машины. Да, идут. Петр, его приятель и неведомый Олегу детинушка в расстегнутой долгополой дубленке. Детина заметно прихрамывал, опираясь на трость.
Олег подошел поближе.
— Дима, не тронули? Не трогали они тебя? — сквозь слезы спрашивала Нина.
— Живой, — буркнул детина.
— Нина, успокойся, — сказал Петр. — Ты вдумайся только. Ты. Больше. Никому. Ничего. Не должна.
— Никому? — слабо, недоверчиво переспросила Нина.
— Никому. Ничего. Ты свободна.
Нина опустилась прямо на грязный снег, примятый шинами машин, чужими шагами, усыпанный еловой хвоей, — сколько елок мимо проволокли, с базара идучи! Она села на снег и закрыла лицо руками. Так она и сидела, методично раскачиваясь из стороны в сторону.
Дима наклонился к ней, чтобы поднять.
— Не трогай! — сказал Петр. — Ей нужно. Отойди.
Снег все шел, а до Нового года оставалось чуть больше двадцати минут.
Олег стоял возле табло — сейчас укажут номер пути. Олег загадал семерку — семерка и появилась.
Он поднял свою дорожную сумку, сбил с нее снег.
Двадцать три сорок пять. Народу совсем немного. Кому охота встречать Новый год на вокзале или в вагоне, между пунктом А и пунктом Б?
Олег не торопясь шел по перрону, внимательно всматриваясь в лица людей, идущих навстречу. Усталые, сумрачные, совсем не праздничные лица. Люди спешат к метро. Да не очень чтобы и спешат, спеши не спеши, все равно встретишь Новый год где-нибудь между Таганской и Курской.
Усталые будничные лица. Нет, почему: вот мимо промчалась стайка молодняка с рюкзачками — смеются, весело переговариваясь на бегу.
Двадцать три пятьдесят.
Через десять минут кончится этот злосчастный год. Поскорее бы!
Как будто что-то изменится после двенадцатого удара. Но все же, все же… Мы всегда надеемся на чудо, живем с этой беспомощной, нелепой, неистребимой, счастливой детской надеждой на чудо, на магическую силу двенадцатого удара, отсекающего от нас прошлогодние беды и потрясения. Мы надеемся, мы всякий раз в это верим.
Да ни во что мы не верим уже, все это новогодние сказки для людей младшего пожилого возраста.
Олег подошел к своему вагону и обалдело остановился. У края перрона, за спиной рослого, уже проводившего старый год не одной стопкой проводника стояли Петр и Нина.
— Не торопишься, — мягко укорил Петр Олега.
— Ваш билет, — потребовал проводник, качнулся, сжал рукой поручень, устоял. — Кто едет-то? Вы?
— Леня! — окликнули проводника из тамбура. — Давай иди!
— Щас, — пробормотал проводник, делая Олегу какие-то суетливые, просительные знаки рукой и глазами: мол, мужик, погоди, сам понимаешь, такое дело, ты тут сам как-нибудь, без тебя не уедем, не бойся, вообще, на кой хрен нам всем ехать, куда? Погоди!
Проводник исчез в недрах вагона, где его ждала початая бутылочка, закусь, славная компания…
— А мы чем хуже? Что мы, не люди, что ли? — Петр вытащил из-за пазухи бутылку шампанского.
— Ну вы даете! — Олег посмотрел на часы — без пяти двенадцать. — Зачем это нужного было? Сидели бы дома… в кругу семьи.
— У нас не круг, — усмехнувшись, поправила его Нина, вынимая из сумочки три маленьких бокала. — У нас…
— Сам виноват. — Петр открыл шампанское. — Кой черт тебя дернул брать билет на ноль часов ноль минут первого января?
— У нас не круг, у нас треугольник, — закончила Нина. Она вгляделась в темноту, куда-то за спину Олега. — Вон и третий угол ковыляет.
— А то тебе непонятно! — ответил Олег Петру. — Первое января, ноль часов, ноль минут… Какая-то символика. Дешевая, конечно.
— Тебя кто привез? — спросила Нина у кого-то, кто стоял у Олега за спиной.
Олег оглянулся. Ага, третий угол пожаловал. Детина в расстегнутой дубленке, опирающийся на свою трость.
— Кто, Владик? — Нина подставила бокал под шипящую струю шампанского. Петр стоял рядом, они касались друг друга плечами.
Олег окинул взглядом всю троицу. Детине тут делать нечего. Счастья втроем здесь не будет. Несчастья втроем — тем паче.
— Для тебя бокал не предусмотрен, — сказала Нина мужу. — Будешь пить из горла.
— Из своего, — буркнул Дима мрачно и вытащил из-за пазухи бутылку шампанского.
— Господа, двадцать три пятьдесят девять! — объявил Олег, скосив глаза на светящийся циферблат.
— Ты куда едешь? — спросил его Дима, открывая свою бутылку. — Возьми меня собой, а? А то я его убью. Я их обоих убью. — И он жадно присосался к бутылочному горлу, давясь шипящей пеной.
— Подожди, еще рано! — крикнула Нина. — И вообще, тебе хватит. Ладно, так и быть, допивай последнее, в следующем году ты будешь трезв, как агнец! Запомни: вменяем и трезв.