— Петр, в чем дело? — Нина подошла к нему вплотную. — Вы как здесь оказались?
У нее за спиной тут же вырос Валера, настроенный по-боевому, готовый врезать чужаку по первому Нининому слову.
Петр пробурчал что-то нечленораздельное, вконец смешавшись.
— Вы что… Нет, ну надо же! — Нина не спускала с него изумленных глаз. — Петр, вы что, шпионите за мной?
— Нина, выбирайте выражения! — Теперь Петр побледнел и нахмурился.
— Нет, но как вы здесь оказались? Вы что, от самого моего дома за нами ехали?
— Допустим, — буркнул Петр.
— Зачем?
— Нинок, это кто такой-то? — угрюмо поинтересовался Валера.
— Нет, вы ответьте — зачем? — допытывалась Нина. — Вы что, следите за мной, что ли? Но я же…
Она оглянулась на особняк и замолчала, не договорив.
Теперь она его узнала. Просто они поставили другую решетку. Новые хозяева. Некий Фонд. Как же она сразу-то…
Как же она сразу-то его не узнала! Двухэтажный старинный особняк в глубине двора, за витой чугунной оградой. Дом ее прапрадеда. Особняк графа Шереметева.
— Нинок, я не понял — это кто такой-то? — бубнил Валера у нее над ухом. — Я не врубился… Разобраться с ним?
— Не надо, — сказала Нина.
Она медленно двинулась к дому, миновала ворота… Публика все прибывала и прибывала. Справа и слева от Нины звенел дамский щебет, кто-то кого-то окликал по-немецки, кто-то басовито похохатывал…
Нина шла к своему дому. Видел бы ее сейчас Игорь! Нине полагалось, окинув цепким запоминающим взором звездный народец, наметить будущих жертв, определить приоритетные фигуры, а не глазеть на особняк. Это, по меньшей мере, непрофессионально.
— Это мой дом, — произнесла Нина, не оглядываясь Она знала, что Петр идет за ней следом.
— То есть?
Не ответив, Нина взбежала по ступеням крыльца.
— Ваш пригласительный? — Один из трех дюжих молодцев, стерегущих вход, вопросительно смотрел на Нину.
— У меня аккредитация.
Народ валил валом. «Випы» и «випши», небрежно помахивая пригласительными, вплывали в распахнутые двери.
— Вот, пожалуйста. — Нина сунула охраннику свою ксиву, успев окинуть быстрым, растерянным, жадным, счастливым взглядом ярко освещенный холл, вестибюль, широкие ступени парадной лестницы, ведущей наверх.
Здесь они стояли с Димой. Год назад. Вон — зеркало… Теперь оно не пыльное, теперь оно блестит. Ее дом! Почему они с Димой не были здесь ни разу? Год вместе — и не были ни разу… Жизнь закрутила. Год ухнул в тугую воронку, год был — не приведи Господь. Скорее бы он кончился.
— Вас не велено пускать. — Охранник, тщательнейшим образом изучив аккредитационную карточку, отдал ее Нине, учтиво, но жестко повторил: — Вас — не велено. Извините.
— Кем не велено? — удивилась Нина. — Петя, вы видите? Слышите? — Она оглянулась на Петра, стоявшего у нее за спиной. — Меня в мой дом не пускают. Дожили!
И Нина отрывисто рассмеялась. Нервная дрожь, какое-то странное, не сулящее ничего доброго возбуждение уже охватило ее, подступало ближе и ближе.
— Выйдите, пожалуйста, — процедил охранник. — У нас есть распоряжение: представителей вашего… — он запнулся, договорил брезгливо, голос был такой, словно он наступил на лягушку, — …органа… печатного… В общем, вас сюда пускать не велено.
— Держи. — Петр ткнул ему в рожу свою книжицу. — «Он и она», абсолютно благонамеренное издание. Невинное. Дама — со мной. Где он, там и она.
Не дав охраннику сказать ни слова, Петр быстро повел Нину к гардеробу. Через минуту они смешались с шикарной, пестрой, шумной толпой, которая прибила их к гардеробной стойке.
Здесь все шумели, смеялись, приветливо окликали друг друга, здесь никому не было дела до странной пары, переговаривающейся отрывисто и нервно:
— Это мой дом! Понимаете, Петя?
— Не совсем… Дайте-ка я помогу вам раздеться.
— Вы что, шпионили за мной?
— Нина!
— Ну, подберите другой глагол, это ничего не меняет в принципе. Следили? Зачем?
— Положим, я выбрал не самый достойный способ. Виноват, каюсь. Вы сами ничего не пожелали объяснить. Поводов для тревоги за вас у меня — в избытке, согласитесь… И сумку давайте сюда… Тяжелая!
— Там фотокамера. Я знаете кто? — взвинченно, с вызовом спросила Нина.
— Догадываюсь. — Петр взял из рук гардеробщицы два номерка.
— Папарацци. Гадость какая! Да?
— Работа как работа. — Он пожал плечами. — Сядьте. — Петр едва ли не силком усадил Нину на банкетку у стены. — Успокойтесь. — Он сел рядом, накрыл своей ладонью ее руку. — Зря я отдал наши шкуры. Я сейчас заберу их обратно, и мы погуляем. Идет? Машина пусть себе стоит ждет, а мы пешком — до Котельнической. Согласны?
— Нет! — Нина нервно рассмеялась, отбирая у него свою сумку. — Нет, Петя, мне работать всю ночь.
Она поднялась. Толпа быстро редела. Там, наверху, свору старых, потрепанных зубров совэлиты, не утративших, впрочем, ни йоты сановного гонора и вальяжной спеси, ждал то ли хэппининг, то ли перфоманс. Новомодная хрень. Модерновое стебалово.
— Мне надо работать, — затверженно бормотала Нина себе под нос, медленно поднимаясь по своей лестнице.
Вот здесь они стояли с Димой год назад. Жизнь назад.