Возвращение пираньи

– Ага, боитесь? – Она выдернула Мазура за руку из кресла и потащила за собой. – Думаете, я не боюсь? Думаете, я легкомысленная дура? Просто-напросто, Влад, меня заверили, что здесь нет ни единого поганого «клопика», а я успела уже убедиться, что дон Херонимо не бросает слов на ветер. Могу я в этом случае немного пошалить? Чтобы развеяться и забыть о шпионах...

Комната, в которой они оказались, предназначалась, безусловно, для более веселых и приятных дел, нежели шпионаж. Кончита прямо-таки сунула Мазура в низкое мягкое кресло, словно плюшевого медвежонка, уселась рядом на столь же низкий диванчик, повела рукой:

– Берите фрукты, вот их сколько. У вас же, наверное, ничего этого нет? Снег, медведи... а водку в самом деле наливают в с...самовар, или он для другого предназначен?

– Из него пьют чай, – сказал Мазур. – Насчет снега и медведей вы немного преувеличиваете, Кончита, у нас есть много всяких интересных вещей, помимо снега и медведей...

– Но ананасов-то не растет? И винограда тоже? Мне говорил дон Херонимо... Ешьте.

Мазур вежливости ради потянул с блюда кисточку почти черного винограда. Кончита подобрала ноги, уперлась в колени тонкими руками, положила подбородок на стиснутые кулачки и стала за ним наблюдать с непонятным выражением. Она была тоненькая, очаровательная, с огромными карими глазищами, и, как сплошь и рядом бывает, не верилось, что эту девочку можно примитивно купить за деньги. Впрочем, Мазур с долей самокритичности признал про себя, что, несмотря на элегически-грустное направление мыслей, мысли эти ничуть не помешают ему довести происходящее до логического конца. Мужик есть мужик, и пишется мужик, аминь...

– Ты правда моряк? – спросила она с интересом.

– Правда.

– Интересно, а ты не пробуешь в глубине души меня жалеть? – спросила Кончита. – Терпеть не могу, когда попадаются такие вот... которые жалеют бедное падшее создание... А попутно все равно используют.

– Брось, – сказал Мазур. – И не думаю я тебя жалеть. Молодая, красивая, наверное, не бедная, зарабатываешь, могу побиться об заклад, побольше скромного морского офицера...

– Ты и правда так думаешь? – Она пытливо всмотрелась ему в лицо, удовлетворенно кивнула. – Правда. Дедушка у меня был брухо... как по-английски... колдун. Я кое-что умею, клянусь мадонной... А пистолет у тебя с собой?

– Угадай, если умеешь, – сказал Мазур.

– Нету... Ну, тогда ты и впрямь серьезный человек – шпион без пистолета опаснее шпиона с пистолетом, только дурачки, локо, мелкие людишки увешиваются стволами... Может, мне что-то такое сделать? Может, ты чего-то хочешь?

– Я пока так посижу, – сказал Мазур. – Трудный денек выдался.

– Тогда пей. Это «Кансильер», прошлого года, отличное... Возьми бокал и иди сюда, – подвинулась она.

Мазур сел с ней рядом, отпил из бокала и откинулся на мягко-упругую спинку дивана. Смокинги. Роковые красотки. «Ла Палома», куда кого попало не пускают. А ведь не врали романы, все это есть, досталось же на старости лет...

Осторожно покосился на очаровательную соседку, безмятежно умостившую пышноволосую головку у него на плече.

– Ага-а... – протянула Кончита. – Ну, я верю, что ты меня не жалеешь, только вот в глазах у тебя присутствует второй классический вопрос... Как я сюда попала, а?

– Ты это тоже терпеть не можешь?

– Да нет, почему. Наоборот. Я, видишь ли, Влад, не пала, а поднялась. У родителей ранчо в Барралоче. Понятно?

– Не совсем.

Девушка недоуменно покосилась на него снизу вверх, что-то, видимо, сообразила:

– Ах да... Милый, это у гринго и в Мексике ранчо означает поместье. У нас, если поместье, это называется «финка» или «асиенда». А ранчо у нас, да будет тебе известно, – это простая деревенская хижина. Стены глинобитные, пол земляной, крыша – соломенная. Оценил? Во-от... Жутко подумать, что бы со мной было, останься я в Барралоче. – Она искренне передернулась. – Потасканная корова с кучей сопляков и мужем-бурро... ослом. А как я живу теперь? У меня была рито. Как тебе объяснить... Рито – это удача, фортуна, счастливый случай... Влад, ты почему такой напряженный?

Мысленно махнув рукой, Мазур сказал:

– Я сегодня, кажется, видел привидение.

– Случается, – ничуть не удивилась Кончита. – Я сама не видела, но они иногда показываются... Кто-то, кого ты убил?

– Нет, – сказал Мазур. – Жена. Ее убили.

– Ко-олепредо... – протянула Кончита.

– Что?

– Ну и дела... Здесь убили?

– Нет, там, у нас...

– Молодая или старая?

– Молодая. Как ты.

– Красивая?

– Очень.

– Так... – задумалась Кончита, прижавшись теснее. – Что бы тебе на это сказал дедушка? Она тебя любила?

– Думаю, да.

– Думает он, видите ли... Ох, мужчины... Н-ну... Будь это кто-то, кого ты убил, можно сразу уверенно говорить, что он тебе пророчит беду. Те, кого ты убиваешь, это уж-жасно любят, заявиться в самый неподходящий момент, беду напророчить. А если жена, любящая... Хм, она тебя предупреждает.

– О чем?

– Ну откуда я знаю? Надо ей о чем-то тебя предупредить, понимаешь? Так тебе и сказал бы толковый брухо. А уж плохое там или хорошее... Quien sabe?[6] По-английски это...