– Для них – конечно, тайна, они же дети, ни хрена в рунах не понимали… и до сих пор не понимают, по-честности!
– Ладно, ладно… – смирился, наконец, Семён. – Только скажи: какая разница между «по-честности» и «по совести»? Разве не одно и то же?
– Конечно, нет! По совести – это по совести, а по-честности…
– Это по-честности. Понятно. Разница какая?
– Вот ты недогоняла! По совести – это по совести, а…
– Всё, всё, всё!.. – замахал руками Семён.
– И совсем не всё.
– Ясно… Можно и поровну. Ещё можно по справедливости.
– Можно, если это по-честности.
– По справедливости и по-честности – это…
– Удивляюсь, как же можно так ничего не понимать? Справедливость – это математика множества, а честность – это физика единичного. Справедливость – это счёты, мыло в общей бане, а честность – компас, родинка на твоей щеке. Справедливость слепая, а у честности даже пятки с глазами. Справедливость, как и правда, может быть шемякиной, потому что она снаружи, а честность только
– То есть честность может быть несправедливой?
– Больше: не может быть справедливой. Как и справедливость – честной. Рыба не может быть птицей, даже если это летучая рыба.
– Почему же ты по-честности, а не по справедливости?
– Я же не судья какой-нибудь. Ты чего хочешь от меня?
– Правды.
– Это не ко мне, я по-честности.
– А по-братски?
– Скажи ещё по-товарищески.
– Скажу ещё: по потребностям, по способностям и по труду.
– Ну, по труду у нас не катит, а потребности ограничены нашими способностями. Есть, например, у Николаича потребность выпить литр, а способностей всего на бутылку.
– Э-э! Ты путаешь желание и возможности.
– Ничего я не путаю, это вы в словах заблудились… по совести, по справедливости, по-братски – всё это пена, я только по-честности.
– И при этом врёшь несусветно.
– Не перебивай. Честь старше любой заповеди религиозной, никаких Христов не было, а честь уже была.
– Была, – согласился Семён и процитировал: – «
– Нашёл у кого честность искать! Честность у них отрицательная… Поэтому Гитлер на третий день уже по Парижу и гулял. Отрицательная честность – это не по-русски. Бальзак – не по-русски, как и Дарвин – не по-русски. Чисто английская идея-убийство: выживает сильнейший. У нас выживают все.
– Кроме русских. Нет, ты скажи, что она такое, твоя честность? Нравственный принцип?..
– Ну, адепт ордена Правды, ты этику ещё сюда приплети… Все твои нравственные принципы воняют обществом трезвости, а у иного пьяницы чести больше, чем у всех трезвенников мира, потому что трезвость – это всегда ложь по отношению к живущему в тебе Богу, лавирование, компромисс: хочу, но партком не велит, тихушничанье, онанизм с пустым стаканом, а честь всегда бескомпромиссна, честь – это никакой не нравственный принцип, принятый всеми, то есть внешний, вроде пальто (сегодня такое в моде, завтра другое), – это устремление к себе, старание себя, вытягивание себя за уши из всякого религиозного вранья, в котором ответственность за всё, мир, вселенную, со своего, единственно существующего внутреннего Бога перекладывают на общего, внешнего и не существующего. Или поп с парткомом, или честь. И ничего-то в ней нет мармеладного, честь – это всегда каторга, неволя.
– А как же узнать: по-честности или не по-честности?
– Зачем знать? Когда у тебя что-то болит, тебе об этом знать надо? Болит, и всё. Только не тело, а … – И опять постучал ребром ладони в грудину.
– Погиб поэт, невольник чести…
– Именно невольник… Честь – это соль души. И черти, когда за душами охотятся, только чести в ней и ищут: ниспровергнуть, заглотить, насытиться, это самое энергетически ценное, просто д
– Стой, стой! Разве плохо: договориться обо всём и следовать договорённостям?
– Для бесчестных – конечно, неплохо, им узда нужна. А нормальным людям законы вредны. Потому что они становится вместо чести. Ты понимаешь, большая разница: не иметь чести изначально, куда ж таким без закона, и потерять её вдруг, имея прежде. Тут никакой закон не удержит… У них там до чего дошло – брачный контракт! Если есть любовь – на хер этот контракт? А если её нет – дважды на хер.
– Это когда делить нечего.
– Эх, бедолаги… Всё у них с ног на голову. А наши умники под этих недоумков, как циновки, стелятся.
И опять остановились выпить, три метра от дороги, в травах.
Растянулись на спине – духмяно, тихо, только шмелиное да пчелиное гуденье по обильному майскому цвету… хорошо!
Аркадий жевал какой-то стебелёк.
– Бабуля меня, как только ягода начнётся, всегда кулагой кормила, вкусная!
– Где она в Рязанской губернии курагу брала?