– Когда родиться-то угадал, вспомни? День был равен ночи, редкое для земли время, когда свет с тьмою в согласии, когда одному нет власти над другим, и потому они словно одной заботой полнятся. Так что равно будешь окружён и агнцами, и демонами… Да не горюй ты… не знаешь разве, что все нынешние бесы – бывшие боги? Даже хуже: не просто бывшие, а преданные вами, людьми, боги. Понятно, обстоятельства! Один умник даже открытым текстом сказал, что все языческие боги – бесы. Ну, и довольно об этом, а то ведь легко тебе выведу, что истинные бесы – это вы, предающие своих богов люди, и, поверь, крыть тебе будет нечем. Или хочешь ещё о добре и зле порассуждать? За последнюю соломинку зацепиться? Даже не тщись – разочарую, да так, что эта соломинка, как бревно, тебя раздавит. Был бы ты хоть какой-никакой немец, я бы ещё попытался тебе объяснить, как этот чёрно-белый слоёный пирог добра и зла испечён. Тебе же, дураку, Бог специально дал такую редкую вещицу, которая без всяких рассуждений указывает, где добро, а где зло. Мне вот не дал, видишь, рассуждать приходится, а тебе-то зачем? Счастливчик, баловень господень, загляни в душу – там ответ уже исчислен с такой точностью, до которой всяким Гей-Люссакам за биллион лет не дойти. И за дело давай, за дело, мне ещё к немцу успеть, для поэмки позировать. Правильно ли я тебя понял, что прозревать будущее тебе мало: вдруг там да не окажется того, чего нужно? Детей забавлять таким даром?
– Подслушивал!
– Вот тебе раз… Какое же подслушивал, когда сам ко мне обращался?
– Я ко Господу обращался!
– А Он мне перепоручил.
– Не лги!
– И ответить поручил, и я тебе ангельским голосом пропел, что буду сказывать тебе вся тайная и безвестная, и что будет тебе и что будет всему миру; и прочая таковая многая и множество! Но ведь какое дело: мало знать, что будет, так? Та-ак!
– Тебе-то что за дело? И кто ты, в конце концов? Какое имя тебе?
– Ты спрашиваешь у меня? Мне весело, когда об имени спрашивают люди, те самые люди, которые эти имена и дают и, главное, их же меняют, причём меняют быстрее, чем мы успеваем к их именам привыкнуть… как говорится, был волхв – стал волк. Может, сначала в себе разберись – кто ты? Впрочем, если бы не алексинский ваш дворовый пёс, мог бы называть меня Полканом…
– Полкан…Что за слово, Аркадий?
– Пол-коня.
– Кентавр, если по-русски?
– По-русски… по-русски как раз Полкан. А кентавр буквально – «бьющий быков», то есть пастух-наездник, ковбой. Дикие греки ездить верхом не умели, а когда видели пастухов-скифов на конях, думали, что это полубоги, уж если даже быки от них шарахаются.
– Почему ж мы имечко не слямзили? Красиво же – кентавр.
– Слямзили, только позже.
– Как это?
– Полкана ещё называли Китоврасом. Послушай слово: «Китоврас».
– Ну и?..
– Вот ты глухня! Это же «кентаврас».