Возвращение оракула

Попугаи были не только наглые, но и неправдоподобно огромные, а один из них так долбанул лапой зашевелившегося охранника, что тот не устоял на ногах и отлетел в угол. Подниматься охранник не захотел. Сложившаяся ситуация не располагала к проявлению героизма, поскольку явно выходила за рамки реальности. Охранник Федя, отгулявший вчера на семейном празднике, проклинал прижимистую тещу, которая напоила дорогого зягя какой-то паленой гадостью, от которой у того сначала болела отяжелевшая с похмелья голова, а теперь вот и вовсе начались глюки. Охранник Вася вчера вроде бы не пил. Зато имел серьезный разговор с Дражайшей супругой по поводу ее предполагаемой неверности, а потому и пришел на работу взвинченным. Теперь мог на собственном опыте убедиться, что семейные скандалы до добра не доводят, зато запросто могут довести до психушки склонного к чрезмерным переживаниям человека. Справедливости ради надо отметить, что Федя и Вася, несмотря на болезненное состояние, долг свой выполнили и сигнализировали о творящемся в банке беспределе куда следует. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что доблестные сотрудники милиции прибудут вовремя и окажут огневую поддержку своим непутевым коллегам.

Пока рукастая горилла выгребала наличку из банковских закромов, ворон и кабан вели с управляющим банка «Муниципальный» господином Сюткиным светскую беседу. Леонид Сергеевич Сюткин, человек от природы общительный и говорливый, в этот раз, однако, явно выпадал из ансамбля, путался в согласных и вообще вел себя так, словно сроду не видел говорящего кабана. Правда, кофе и сигареты он гостям все-таки предложил, что, безусловно, характеризовало его с положительной стороны. Гости от кофе отказались, но сигарету кабан взял и даже удачно ее раскурил с помощью хозяина, любезно щелкнувшего перед его пятачком своей позолоченной зажигалкой.

Надо отдать должное гостям, вели они себя вежливо и предупредительно, разговоры вели деловые, о курсе доллара, например. Но и Леонид Сергеевич в долгу не остался и щедро поделился наличными деньгами, хранящимися в его солидном финансовом учреждении. Покалякав о том, о сем минут пять, гости раскланялись с хозяином. Расторопная горилла, сгибаясь под тяжестью двух огромных сумок, уже направлялась к родному лимузину, когда на место происшествия прибыл милицейский наряд. При виде столь наглого и бесцеремонного поведения грабителей у стражей правопорядка сдали нервы. Они открыли огонь на поражение, забыв о предупредительных мерах вроде сакраментального «стой, стрелять буду!» и прочей того же сорта ерунде. Сторонние наблюдатели с интересом ждали, как рухнет на мокрый асфальт горилла и как она, несчастная, обольется кровью, но не дождались. Выпущенные милиционерами пули разнесли вдребезги несколько витрин за спиной наглого животного, но сама горилла как ни в чем не бывало продолжала свой путь. В довершение всех бед милицейский наряд был атакован двумя громадными попугаями, которые не только попортили облицовку почти новенького автомобиля, но и раздолбали своими клювами его ветровое стекло, норовя добраться до своих недоброжелателей. А уж когда на пороге банка возникло огромное клыкастое существо, которое лишь условно можно было назвать собакой, стражи порядка, расстрелявшие в суматохе все свои патроны, вынуждены были ретироваться с места преступления, к огромному разочарованию почтенной публики. В который уже раз приходилось констатировать, что порок восторжествовал, а добродетель, она же законность, попрана самым хамским образом. Лимузин, вобрав в себя своих странных пассажиров, укатил в неизвестном направлении, обрекая всех свидетелей и очевидцев происшествия на мучительные раздумья. А что же это, собственно, было, господа хорошие?!

* * *

Петр Васильевич Хлестов уже настолько притерпелся к своей новой роли узника, что даже заговорил человеческим языком. А обратная метаморфоза, случившаяся с ним, после того как сердобольные сотрудники Тайной канцелярии решили накормить его супом, и вовсе вернула ему утерянное было равновесие.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — сказал потрясенный Кравчинский, наблюдая за странным превращением породистой таксы в уважаемого финансиста. — Петр Васильевич, дорогой, как же вы дошли до собачьей жизни? Император Всея Руси— и вдруг такой конфуз.

— Издеваетесь, молодой человек! — огрызнулся Хлестов. — Ну-ну.

Тем не менее рассказ финансиста о незавидной доле призрака в царстве оракула был выслушан с большим вниманием. Нельзя сказать, что Петру Васильевичу сочувствовали, но и осуждать его никто не торопился. Хотя ущерб, нанесенный им государству и частным лицам, выливался в довольно кругленькую сумму.

— Нет уж позвольте, господа, — возразил проштрафившийся финансист, — а кто измерит в цифрах мои физические и моральные страдания?

— В общем, пошли по шерсть, а вернулись стрижеными, — подытожил результат допроса мрачный Кузнецов.