Он пробормотал ругательство, поразившее ее своей непристойностью, и сжал ее голову в ладонях, заставив посмотреть на себя. В голосе его звучало тихое бешенство. – Двенадцать лет я жил, подвергаясь непрерывной пытке, я хотел сжимать тебя в объятьях и знал, что это невозможно. Ты нужна мне по тысяче причин, не имеющих никакого отношения к твоим ногам, и… нет, черт возьми, ты нужна мне по одной простой причине, что ты – это ты. Я хочу проникнуть глубоко в тебя и оставаться в тебе часами… днями… неделями. Мне нужны утро, день и вечер с тобой. Мне нужны твои слезы, твои улыбки, твои поцелуи… запах твоих волос, вкус твоей кожи, твое дыхание на моем лице. Я хочу видеть тебя в мой смертный час… лежать в твоих объятьях, когда вздохну в последний раз. – Он покачал головой, смотря на нее, как приговоренный на палача. – Алина, - прошептал он, - ты знаешь, что такое ад?
- Да. – Из глаз ее потекли слезы. – Пытаться жить, когда твое сердце вырвано из груди.
- Нет. Ад – это знать, что у тебя так мало веры в мою любовь, что ты бы приговорила меня к пожизненной пытке. – Лицо его внезапно исказилось. – К чему-то хуже, чем смерть.
- Мне жаль. – Голос ее прервался. – Маккенна…
- Не достаточно жаль. – Он прижался своим мокрым лицом к ее, его рот прошелся по ее щекам и подбородку лихорадочными, жестокими поцелуями, словно ему хотелось проглотить ее. – Совсем не достаточно. Ты говоришь, тебе пришлось жить без сердца… как бы тебе понравилось лишиться еще и души? Я проклинал каждый день, который мне приходилось жить без тебя, и каждую ночь, которую проводил с другой женщиной, желая, чтобы это ты была в моих объятиях…
- Нет… - простонала она.
- Желая, - с жаром продолжил он, - чтобы был хоть какой-нибудь способ остановить воспоминания, пожирающие меня, пока внутри ничего не осталось. Я нигде не находил себе места, даже когда спал. Даже в снах… - Он прервался и набросился на нее голодными, яростными поцелуями. Вкус его слез, его губ сводил с ума, возбуждал, голова Алины кружилась от волн наслаждения. Казалось, Маккенна одержим страстью, граничащей с яростью, грудь его тяжело вздымалась, руки сжимали ее лицо с силой, грозившей оставить синяки на ее нежной коже. - Боже, - сказал он с пылом человека, который пережил слишком много, - За последние несколько дней я прошел через адовы муки, и с меня довольно!
Алину вдруг почувствовала, как ее вытащили из кресла и прижали к груди, словно она ничего не весила. – Что ты делаешь? – ахнула она.
- Несу тебя в постель.
Алина стала выворачиваться и вырываться из его рук. Она отчаянно пыталась понять, как объяснить ему, что ей к этому нужно привыкать постепенно, а не прыгать вот так с головой. – Нет, Маккенна, я еще не готова к этому! Пожалуйста. Я хочу сперва поговорить…
- Я устал от разговоров.
- Я не могу, - в отчаянии сказала она. - Мне нужно время. И я устала… я не спала, как следует, несколько дней, и…
- Алина, - резко перебил он, - силы неба и ада вместе взятые не смогут удержать меня от того, чтобы заняться с тобой любовью прямо сейчас.
Его слова едва ли оставляли место неопределенности. Дрожа, Алина почувствовала, как пот снова выступил на ее лице.
Маккенна прижался поцелуем к ее влажной щеке. – Не бойся, - прошептал он. - Только не со мной.
Она ничего не могла с этим поделать. За долгие двенадцать лет она привыкла к уединению и замкнутости. И понимание того, что он не позволит ей отступить, отказать, заставило ее сердце бешено заколотиться, пока Маккенна целеустремленным шагом нес ее в соседнюю комнату. Дойдя до кровати, он поставил ее на ноги, и наклонился, чтобы стянуть парчовое покрывало. Когда Алина посмотрела на ровную гладь свежевыстиранных белых простыней, живот ее словно налился свинцом.
Маккенна потянулся к пуговицам на ее платье, его пальцы двигались вдоль передней застежки, расстегивая корсаж. Позволив расстегнутому платью упасть на пол, Маккенна ухватился за сорочку Алины и снял ее через голову. Она вся покрылась гусиной кожей, пока, голая и дрожащая, стояла перед ним. Ей потребовалась вся ее воля, чтобы не попытаться прикрыться, спрятать такие несравнимо разные части своего тела.
Маккенна коснулся тыльной стороной ладони ее груди, и его пальцы двинулись вниз к ее подрагивающему, напряженному животу. Он погладил ее прохладную кожу, затем удивительно ласково обнял ее, шепча что-то нежно и неразборчиво в ее растрепанные волосы. Она ухватилась за лацканы его сюртука, уткнувшись лицом в его накрахмаленную рубашку. Он был бесконечно нежен, вытаскивая шпильки из ее волос, и роняя их на устланный ковром пол. Вскоре длинные пряди свободно висели, щекоча ее спину тяжелым шелком.