СТРАЖНИК. Господин Миллер, эта… арестанты доставлены, как вы велели. Пускать?
МИЛЛЕР (
СТРАЖНИК (
МИЛЛЕР. Не пускать, а ввести… Ладно, пускай.
СТРАЖНИК уходит. Тут же начинает звонить один телефон, дребезжать другой, потом к ним добавляется пиликанье третьего, какофония нарастает.
МИЛЛЕР (
Все телефоны разом замолкают.
МИЛЛЕР (
Тишина.
МИЛЛЕР (
Входит стражник, подталкивая перед собой двух худых людей в полосатых тюремных робах — один постарше, другой помоложе. Оба босы. На робе того, кто постарше — большая, вылепленная из хлебного мякиша звезда, напоминающая орден. Оба держат руки за спиной — видимо, они связаны или скованы.
Старший держится вызывающе. Младший угрюмо зыркает изподлобья.
Это БЫВШИЙ БУРГОМИСТР и его сын ГЕНРИХ.
МИЛЛЕР (
БЫВШИЙ БУРГОМИСТР. Любезный господин Миллер! Во-первых, я имею честь быть с вами знакомым ещё по старым добрым временам. Неужели я так изменился? Хотя тюрьма не красит даже молодых и здоровых, а я — старый, больной человек. И, пользуясь случаем, охотно признаю, что в вопросах городского управления по сравнению с вами я — совершеннейший чайник. Да-с! Я чайник, заварите меня! (
МИЛЛЕР. Не паясничать!
ГЕНРИХ (
БЫВШИЙ БУРГОМИСТР. И он совершенно прав, мой добрый господин Миллер! У меня нервы в ужасном состоянии. Как вам должно быть известно по старым временам, я болен всеми нервными и психическими болезнями, какие есть на свете, и, сверх того, еще тремя, неизвестными до сих пор. А в тюрьме заболел ещё двумя, особенно прискорбными.
МИЛЛЕР. Какими же?
ГЕНРИХ. Простатитом, господин Миллер, а также несварением желудка. Нет-нет, я не жалуюсь на питание! Оно превосходно. Это следствие тяжких раздумий над моей порочной некомпетентностью.
МИЛЛЕР. А простатит — тоже плод тяжких раздумий? Можете присаживаться, оба.
БЫВШИЙ БУРГОМИСТР. Присаживайтесь, сказал голубь своей нежной голубке. Присаживайтесь, сказал бензин метилтретбутиловому эфиру. Присаживайтесь, сказал палач, разводя огонь под железным креслом. Разумеется, я присяду, коль вы мне это велите, мой прекрасный господин Миллер. (
ГЕНРИХ обходит отца и кое-как устраивается в сером кресле. Видно, что скованные руки ему мешают.
МИЛЛЕР (
ГЕНРИХ. С тех пор, как нас посадили.
МИЛЛЕР. И поделом.
ГЕНРИХ. Да.
МИЛЛЕР. Что да?
ГЕНРИХ. Поделом. Мы расслабились. Приняли желаемое за действительное. Решили, что всё само образуется.
БЫВШИЙ БУРГОМИСТР. Мой сын — шалопай, каких мало, но прислушайтесь к нему, господин Миллер, прислушайтесь! Он говорит правду. Он перечислил самые страшные грехи, которые караются всегда, быстро и беспощадно. Всегда, Миллер, всегда быстро и всегда беспощадно!
МИЛЛЕР. Вот именно.
БЫВШИЙ БУРГОМИСТР. Но мы всё равно счастливы, любезный господин Миллер. Тюрьма учит смирению и осознанию. Только теперь я осознал — о да, и как осознал! — всю прелесть той жизни, которую мы с сыном вели в эпоху дракона. Да и вас, признайтесь, в те времена что-то радовало — иначе бы вы, верно, не целовали бы при каждой встрече господину дракону его длинный, чешуйчатый…
МИЛЛЕР (
Появляется СТРАЖНИК.
МИЛЛЕР. Можешь сделать, чтобы этот тип вёл себя как подобает? (
СТРАЖНИК (
МИЛЛЕР. Разрешаю. Не калечить.
СТРАЖНИК берёт за ухо бывшего бургомистра и тянет.
Тот безропотно поднимается с пола и идёт вместе со Стражником за кулисы. Оттуда слышится возня, хэканье, сдавленное мычание и громкие стоны.
МИЛЛЕР (
Из-за кулис вылетает БЫВШИЙ БУРГОМИСТР и падает на пол. Роба на нём разорвана.
МИЛЛЕР. Достаточно?
БЫВШИЙ БУРГОМИСТР (