Они обогнули Башню и помчались к Запретной Двери. Она была распахнута, убитый привратник лежал у порога, ключей при нем не было.
— Работа Врага, — сказал Гэндальф. — Его ничто так не радует, как братоубийство и раздор, посеянный в верных сердцах, перестающих понимать свой долг. — Он сошел с коня, приказал Серосвету идти в конюшню. — Мы оба с тобой, друг, давно должны быть на поле Боя, — сказал он жеребцу, — но меня задерживают дела. Как только я тебя кликну — спеши!
Маг и хоббит прошли в Дверь и поспешили по крутой тропе вниз. Светало; огромные статуи по сторонам проплывали мимо серыми видениями.
Вдруг тишину прервали крики, звон оружия, шум, какого со дня постройки не знало это священное место. Вылетев на Улицу Молчания, они бросились к Дому Наместников с огромным куполом.
— Прекратите! — закричал Гэндальф, взбегая на каменные ступени. — Остановитесь, безумцы!
На пороге Дома Наместников слуги Денэтора с мечами и факелами в руках напирали на Берегонда, который стоял на верхней ступеньке лестницы и защищал подступ к двери, один против шестерых. Двое уже пали от его меча, запятнав кровью мрамор усыпальницы, остальные проклинали его, называя отщепенцем и бунтовщиком, изменившим своему господину.
Подбегая, Гэндальф и Пипин услышали из Дома Мертвых голос Денэтора, приказывающий спешить:
— Я жду! Скорее! Делайте, как я сказал! Убейте изменника или я сам его покараю!
Двери, которые Берегонд пытался подпереть левой рукой, вдруг открылись, и на пороге явился Наместник, величественный и грозный. Глаза его сверкали, обнаженный меч был поднят для удара. Гэндальф одним прыжком оказался на ступенях. Слуги расступились, заслоняя руками глаза, ибо маг пронесся между ними яркой белой молнией, он весь пылал гневом. Он поднял руку, меч вырвался из руки Денэтора, взлетел и упал позади него на камни усыпальницы. Денэтор, пораженный, отступил перед Гэндальфом.
— Что здесь происходит, Повелитель? — спросил маг. — Дом Мертвых — не место для живых. Почему твои слуги дерутся здесь, среди гробниц, когда битва разгорается у городских ворот? Неужели Враг дошел сюда, до Улицы Молчания?
— С каких пор Властитель Гондора должен отчитываться перед тобой? — спросил Денэтор. — Разве я уже не могу приказывать своим слугам?
— Можешь, Денэтор, — ответил Гэндальф. — Но люди могут не подчиниться твоим приказам, если в них — безумие и зло. Где твой сын Фарамир?
— Здесь, в Доме Наместника, — сказал Денэтор. — Он горит, уже горит! Огонь в нем. Скоро все сгорим. Запад гибнет. Все погибнет в великом огне, все кончится пеплом и дымом, и их развеет ветер!
Видя, что Наместник обезумел, и боясь, как бы старик не осуществил страшного намерения, маг бросился вперед, за ним — Пипин и Берегонд. Денэтор попятился. Он отступал, пока не остановился у мраморного стола, в большом зале. Фарамир лежал на нем еще живой, в беспокойном сне. Под столом и вокруг него было сложено сухое облитое маслом дерево. Маслом пропиталось покрывало и одежда Фарамира. Костер был готов, только не зажжен.
И тут Гэндальф явил силу, скрытую под личиной старца подобно тому, как волшебный свет прятался под серым плащом. Он взбежал на бревна костра, легко поднял раненого воина на руки, спрыгнул на пол и понесся с драгоценной ношей к выходу. Фарамир застонал и в бреду позвал отца.
Денэтор вдруг словно очнулся. Его глаза погасли, из них брызнули слезы.
— Не отбирайте у меня сына! Он меня зовет! — молил старик.
— Да, — ответил Гэндальф. — Сын тебя зовет, но тебе еще нельзя к нему подходить. Ибо Фарамир на пороге смерти, он нуждается в исцелении, а ты можешь этому помешать. Твое место — на поле боя у ворот твоего города, где тебя может ждать твоя смерть. В глубине души ты это знаешь.
— Фарамир не проснется, — ответил Денэтор, — а бой напрасен. Зачем жить? Почему нам нельзя умереть вместе?
— Тебе не дано право назначать час собственной смерти, Наместник Гондора, — ответил маг. — Только древние дикари под властью черных сил сами себя убивали, ослепленные гордыней и отчаянием, убивая вместе с собой своих ближних, чтобы им было легче уйти из мира.
Гэндальф вынес Фарамира из Дома Мертвых и осторожно положил его на носилки, стоявшие у порога. Денэтор пошел было за магом, но на пороге остановился, задрожал и с тоской устремил взгляд в лицо сына. Все замерли, видя мучения старца, а он, казалось, заколебался.
— Идем с нами, Денэтор, — проговорил, наконец, Гэндальф. — Мы оба нужны сейчас в городе. Ты еще многое мог бы сделать.
Вдруг Денэтор расхохотался. Он снова гордо выпрямился, быстрым шагом пошел в зал и схватил со стола подушку, на которой недавно лежала его голова. Вернувшись к двери, он отбросил с подушки накидку: под ней был Палантир! Старец поднял его к глазам, и тем, кто это видел, показалось, что хрустальный шар у них на глазах разгорается изнутри, бросая красный отблеск на лицо Наместника, словно вырезанное из камня, красивое, подчеркнутое тенями, гордое и страшное. Его глаза сверкали.