Возвращение.Хмара-2

— Полковник! — взревел тот в бешенстве, взирая на решившегося перечить ему полковника. — Как Вы осмелились… да за подобную дерзость… — генерал вдруг передумал продолжать. В его голову пришла идея получше. Ничто не мешало ему в случае неудачи сделать из строптивого подчинённого козла отпущения. Тем временем маги уже столпились у края смотровой вышки, и их глава Аполинарий, вперив свой дальнозоркий взгляд вдаль, так и застыл в оцепенении. По его лицу медленно распространялась могильная бледность, но смотрел он не на горящее и отступающее в панике росское воинство, а на причину всё это породившую, а именно на чёрные силуэты высящихся над городом чарожников. В его сердце медленно заползал страх. Уж он — то в отличие от генерала хорошо знал, на что способны стоящие за его спиной "чародеи"… Но Великий и Всемогущий не был глупым, и оттого, прежде чем решиться на что — либо, стал думать. А как было не задуматься, если прежде чем стать Великим и Всемогущим, он был простым балаганным фокусником. Но Аполинарий много читал и в один прекрасный день "открыл" в себе чудесный дар магии. Для того, чтобы дурить жаждущую чуда публику, больших талантов не требовалось — хорошее знание психологии, атмосфера таинственности, два — три дешёвых фокуса, и клиент созрел, чтобы поверить и выложить "бабки". Сейчас же на кону стояли не только "бабки", а кое-что и посущественнее — например, голова. Великий и Всемогущий задумался всерьёз. Первое, что он сделал — это перебрал в памяти всё, что было ему известно о силе Чёрного воина-невольника. Информация была неутешительной. Затем тщательно поразмыслил о его слабостях и вновь не нашёл ничего из того, что могло бы помочь в сражении. Тогда Аполинарий, малость пригорюнившись, незаметно покосился в сторону всё сильнее хмурящего брови генерала. Алхимику стало совсем грустно. Он хотел было уж с великими извинениями развести руками, признавая своё поражение перед лицом старой чужеродной магии, но тут выскользнувший из-за горизонта лучик света заставил его зажмуриться. Старческие глаза сразу же наполнились слезами, но вместе с ними пришло решение, простое, как всё гениальное. Чарожник был воином тьмы, и как всякий воин тьмы, должен был бояться яркого солнечного света. "Эврика"! — едва не вскричал Аполинарий, жестом приглашая своих подручных (таких же шарлатанов, как и он) сомкнуться за его спиной.

— Дайте мне свои силы! — вскричал он, простирая руки. В следующее мгновение закрыл глаза и напряг мышцы шеи. Аполинарий делал сложные пасы рукой, выводил пальцами странные фигуры, при этом мышцы его лица оставались неизменно напряженными, так что со стороны могло показаться, что чародей проделывает невероятно трудную работу. И, наконец, когда Аполинарий почувствовал на затылке тепло от лучей поднимающегося солнца, он открыл глаза, ожидая уже не увидеть чёрные фигуры, но те по-прежнему оставались на месте, и лишь одна, развернувшись, сосредоточила свой огненный поток где-то на кварталах среднего города. Великого и всемогущего прошиб холодный пот, и вдруг эта самая фигура ослепительно вспыхнула и исчезла.

— Браво чародеям! — восторженно вскричал генерал. — Браво, Аполинарий! Так их! Бей! Ура!

А сам маг, искренне не понимая причин случившегося, едва заметно кивнул и с прежним апломбом продолжил свою пантомиму. "Что ж, подумал он, какое — никакое чудо, а произошло. Теперь, когда результат "моей магии" не вызывает сомнений, даже если эти чарожники и не исчезнут, можно будет придумать этому тысячу оправданий. Но что — либо выдумывать и оправдываться перед генералом ему не пришлось. Чёрные истуканы, подгоняемые лучами всё более и более ярко разгорающегося солнца, медленно сошли с башен и, словно держась о воздух, стали опускаться вниз, туда, где ещё не властвовали силы дневного светила.

Обескровившие, истерзанные войска россов стекались к воротам. Четыре сотни ратников были сожжены, три сотни заедены до смерти, а ещё несколько сотен сбиты с ног и затоптаны своими же отступающими товарищами. По следам за отступающими устремились неуловимые вражеские стрелки, и потери среди росского воинства продолжали увеличиваться. Кое-кто из десятников пробовал остановить паническое бегство, но молодое, не привыкшее к подчинению, недавно набранное и переодетое в латы ополчение ни в какую не хотело слушать доводов разума. И все результаты ночной атаки оказались бы безвозвратно потеряны, если бы небольшой горстке ратников из рядов старого воинства не удалось бы закрепиться на окраине города и таким образом отстоять ворота. Часть орков, рванувшая к ним, была перебита, часть отброшена. Те перегруппировались и снова ринулись в бой, и вновь встреченные острыми мечами сгрудившихся у ворот ратников и точными выстрелами засевших на стене лучников откатились обратно. На какое-то время наступило затишье.

Михась и Витясик выбрались к воротам в числе последних.