Возвращение к любви

Андрей Веля был занят. Фабиан решил подождать, хотя секретарша и предупредила его, что ждать придется долго, заседание только началось.

Но, к удивлению секретарши, заседание скоро закончилось. Следом за несколькими мужчинами, которых Фабиан не знал, появился и Веля, одетый по-дорожному — в пальто, с толстым шарфом на шее и в шапке. Увидев Фабиана, он пригласил его в кабинет.

Та симпатия, которую Веля питал к Фабиану еще со времени его службы в Мирештах, с годами не прошла, как случается иногда с людьми, некогда связанными между собой интересами службы, но давно не видевшимися.

— …Какая атмосфера в Стэнкуце? Как чувствует себя Мога, Лянка? Я слышал, что жена Лянки проделала труднейшую операцию и очень успешно… — Веля расспрашивал с таким интересом, словно долгое время отсутствовал и не был в курсе событий. Лишь в конце и как бы между прочим полюбопытствовал, как Фабиан разрешил дело с жалобами Мирчи.

— Мирчу отдадим под суд, — ответил Павел. И, прочитав в глазах Вели недоумение, продолжал: — Этот вопрос намного сложнее. Я сказал это Моге, повторяю и тебе. Речь идет о твоем и Моги отношении к этому делу, особенно о твоем. Тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно положение в Стэнкуце, ты хорошо знаешь Могу, знаешь, что Мирча виноват. Но не принял соответствующих мер с самого начала, допустил, чтобы Мирча распоясался… Мы недооцениваем опасность, какую представляют для нашего общества типы, подобные Мирче! — с жаром продолжал Фабиан. — Если бы Мирча украл мешок кукурузы, он давно получил бы соответствующее наказание, не так ли? А то, что он чернит честного человека, покушается на честь целого коллектива — это ему ходит с рук! Мы сторонимся клеветников, не трогаем их, чтобы как-нибудь не попасть и самим в сферу их грязной деятельности. И они делают ставки на это…

— Людей, подобных Мирче, становится все меньше и меньше, — сказал Веля, выслушав Павла внимательно и не перебивая его. — Сама наша жизнь заставляет их сложить оружие.

— Вот ты и рассердился, — сказал Фабиан, видя, как у Вели потускнело лицо.

— Думаю, ты согласишься, что с отъездом Моги дело Мирчи решится само собой.

— Компромисс — это кажущееся разрешение вопроса, — резко возразил Павел. — Уедет Мога? Да, но на его месте останется Лянка! И если до сих пор Мирча затрагивал Лянку только мимоходом, то в будущем он обратит весь свой огонь против него. Потому что и Лянка, как я понимаю, не будет потакать его безосновательным требованиям и не назначит главным ветеринаром.

Андрей Веля удивился: Фабиан говорит с такой уверенностью, словно Лянка уже избран на пост председателя.

— Неужели жители Стэнкуцы уже произвели миропомазание Лянки? — улыбаясь, спросил он.

— Конечно, нет. Но могу утверждать одно: колхозники уже сейчас обращаются к нему как к председателю, — ответил Фабиан.

— Вопрос о председателе колхоза «Виктория» более сложен, чем ты себе представляешь… И довольно деликатный, — оживился Веля, как бы избавившись от тяготившего его дела и возвращаясь к близкой его сердцу теме. Кроме того, мнение Фабиана могло оказаться полезным для него. — В принципе мы за Лянку, — продолжал Веля. — Но у нас есть еще одна кандидатура… Нам кажется, что посторонний человек будет полезней Стэнкуце с некоторых точек зрения… Он не связан с ближайшим окружением Моги, ни с кем не имеет ни дружеских, ни враждебных отношений, не работал годы подряд в какой-то отдельной отрасли производства, что заставляло его невольно отдавать ей предпочтение в ущерб другим отраслям…

— Я уверен, что жители Стэнкуцы сами внесут полную ясность в этот вопрос! — улыбнулся Фабиан.

— Ясно! — Веля откинулся на спинку стула, словно разминаясь. — Когда ты думаешь еще побывать у нас?

— Не знаю… У меня много дорог, и часто они не зависят от меня… — Фабиан поднялся со стула, подошел к окну и глянул на оживленную улицу, летящую прямо, как стрела, соединяясь где-то далеко за Мирештами с другими большими и малыми дорогами. — Сердце, черт возьми, — улыбаясь, сказал он, — не хочет позабыть этих мест…

После обеда Фабиан сел в кишиневский автобус, маршрут которого проходил через Стэнкуцу. Он решил еще на денек остановиться в Стэнкуце, попрощаться с друзьями, а на следующее утро выехать в Кишинев. Теперь, выполнив свою миссию и по привычке проанализировав результаты, Павел установил, что беседы с Могой и Велей были гораздо тяжелее, чем расследование дела Мирчи. Как бы там ни было, ему было неприятно становиться в позу моралиста и объяснять элементарные вещи таким людям, как Мога и Веля, которые постоянно решают множество сложных вопросов.

А может быть, в самом деле что-то в суете жизни невольно ускользает от нашего внимания?

Или, как это часто случается с сильными людьми, умеющими владеть собой, они своими чувствами управляют не всегда и слабости их проявляются, когда они совсем этого не ждут?

Оставшись наедине с собой, Фабиан пытался оправдать и Могу, и Велю, понять их не только разумом, но и сердцем.

Во всяком случае, он может возвращаться в Кишинев со спокойной совестью…

«А Анна?»