Возвращение к любви

— Ты слышал? — обратился он к Фабиану после ухода старика. — Товарищ агропредседатель… Красиво, не так ли? — Михаил уселся в кресло председателя и раскинул руки в стороны. Невольный жест — то ли чтоб размяться, то ли пробуя, сможет ли он обхватить стол. — Да, не по моей мерке! — засмеялся он и встал с кресла. — Может быть, и мне взять путевку на море и исчезнуть на какое-то время, пока все не уладится?

— Подай заявление на имя товарища Лянки, он и решит этот вопрос, — ответил Фабиан.

— Так ты думаешь?

— Не думаю, а вижу, старик обращается к тебе как к председателю.

— Дядя Василе — старая лиса, он пронюхал ситуацию… Знаешь что? Давай бросим все дела и пойдем ко мне домой! — В голосе Лянки почувствовалось волнение. — Валя, наверное, уже пришла с работы… Мы ведь не успели посидеть вместе и не побеседовали по-человечески. То ссоримся и пререкаемся с самого утра, то на ночь глядя уходим из дому, словно бежим от самих себя.

— Ладно, пошли, — согласился Фабиан.

Уходя, Михаил сказал Наталице, что и она может идти домой, в правлении больше делать нечего. Девушка вопросительно посмотрела на Фабиана, но он не заметил ее взгляда.

Мога вернулся из Кишинева вместе с Назаром часов в семь вечера. По дороге у него было достаточно времени, чтобы ввести Назара в курс событий. Секретарь вроде вполне спокойно выслушал вести, и Мога знал, что за показным спокойствием Назар прячет свои истинные чувства. Назар только спросил, нельзя ли было отказаться от Пояны? На что Мога ответил:

— Ты прекрасно знаешь — есть партийная дисциплина и долг коммуниста… А мы — ни я, ни ты — не вышли на пенсию, не так ли?

— К счастью, так!

Стэнкуца встретила их спокойно, словно за это время улеглись все волнения и теперь она могла отдыхать без тревог. Мога сидел на заднем сиденье рядом с Назаром и не видел ничего, кроме серой, ленты шоссе, убегающей в ночь. Давно, очень давно Мога не ездил по этой дороге простым пассажиром.

— Я совсем замерз, — сказал он Назару.

— Поехали ко мне, согреемся. У тебя дома, наверное, такой же холод, как и на дворе, — засмеялся Назар. — Холостяком приехал ты в Стэнкуцу, холостяком и уезжаешь, — добавил он грустно. — А мы даже не постарались подыскать тебе подходящую жену…

— Не надрывай себе сердце, Антип, — рассмеялся и Мога. — Красавицу Стэнкуцу увел гайдук Новак, а другую, какой бы она ни была, не хочу. Марку, — обратился он к шоферу, — завернем к дяде Василе и заберем его в погребок… Попробуем Лянкин «Норок».

— Ты стал искать счастье на дне стаканчика? — в шутку спросил Назар. — Смотри!

— Учтем, — ответил Максим.

Через несколько минут Марку притормозил у дома Бошты.

— Извините, Максим Дмитриевич, — сказал старик, словно стесняясь чего-то. — Прошу ко мне в хату… Такого винца, как у меня, вы нигде не найдете…

— Спасибо, дядя Василе, но мы с дороги, а Антип Леонтьевич спешит домой. Если зайдем к вам, то задержимся.

— Видите ли, Максим Дмитриевич, сегодня было… знаете… — стал путаться Бошта, но потом выложил все начистоту: — Михаил Яковлевич приказал мне запереть погребок и не прикасаться к бочкам… Прошу вас, зайдите в дом, — настаивал он.

— Ну, если таков приказ, мы подчиняемся.

Моге не столько хотелось выпить стаканчик вина, сколько было интересно узнать, почему Лянка дал такое распоряжение.

— На первый взгляд, ничего особенного не случилось… Пришел Кирика Цугуй… он же член ревизионной комиссии… Затем зашел Леонте Пуйка… — спокойно рассказывал Бошта, перечисляя факты, — спустился в погребок и Волчок, извините, Тоадер Негарэ… Затем появился Мирча… — Только Триколича Бошта не упомянул. Они когда-то работали вместе, в полном согласии, и Бошта до сего дня уважал его. Зачем его вмешивать?

— Зашевелился народ, — сказал Назару Мога, выйдя от Василе Бошта. — Даже мой крестник Мирча, и тот осмелел…

— Хуже, если бы все оставались равнодушными, — возразил ему Назар. — Кое-кто думает только о себе, а своем благе, но большинство печется о будущем колхоза, хочет знать, в чьих руках он будет.

— У меня создается впечатление, что в хороших, — улыбнулся Мога, вспомнив приказ Лянки. — В капле росы можно увидеть все небо.

В ту ночь Мога остался ночевать у Назара. Спать они легли после третьих петухов.

Впервые старый дом с боковой улочки напрасно ожидал своего хозяина, прислушиваясь к шороху снегопада, который снова начался около полуночи и до утра одел землю в новый белоснежный наряд, покрыл все дорожки, присел на завалинки, шарил по окнам в поисках щелей, через которые мог бы проникнуть в дома. Шел тихий белый снег и приглаживал жесткие углы того тревожного дня.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Ни шороха, ни звука, ни малейшего шума. Дремотная тишина опустилась на Павла. Со двора проникал слабый туманный свет. Стекла запотели, и сквозь них ничего не было видно.

Один лишь протяжный свист, как эхо задетой тонкой струны.

Песня совершенной тишины. Как в глубокой ночи, теплой и росистой, когда открываются почки и цветы распускают свои лепестки. Вот какие-то странные цветы тихо разворачивают лепестки, и невидимая рука укладывает их один к одному в чашу.

Но это лишь ледяные цветы.