— Моя бывшая секретарша из Стэнкуцы. Ее зовут Наталицей, она учится на первом курсе мединститута. Когда я работал в тамошнем колхозе, Наталица дважды поступала в институт и не прошла. И пожалуйста, едва я уехал из Стэнкуцы, как она успешно сдала экзамены. Что бы это означало? Может быть, во мне сидит злой дух, мешающий людям в их судьбе, особенно молодым? — усмехнулся Мога и вопросительно взглянул на Томшу: что он на это скажет?
— Напротив, вы всегда оказываете людям поддержку. Хотя часто не замечаете этого сами.
— А знаешь, кто еще работает здесь из наших, стэнкуцких жителей? Анна Флоря. Ты ведь ее знала. — Моге очень не хотелось заканчивать разговор с Наталицей, и он отыскивал все новые темы, чтобы его продлить. Встреча его явно обрадовала.
— Спасибо, Максим Дмитриевич. — Наталица поднялась на ноги, стройная, рослая, голубоглазая, с четко очерченными красивыми бровями — «У Лии все-таки очарования больше», — подумал тут Томша, хотя сравнение уже не имело смысла. — Простите, что побеспокоила.
— Совсем наоборот, твой визит доставил мне большое удовольствие. Будет время, загляни ко мне опять. Тоскую я по нашей Стэнкуце. — Мога осторожно пожал ей руку. Бывшая секретарша смутилась; она не видела у него раньше такой доброжелательности. — В какой совхоз определили вашу группу? — поинтересовался он.
— «Зорены», — отозвалась она.
— Непременно заеду к вам. — Еще раз пожав ей руку, Мога проводил девушку до двери. — До свидания.
Терпение Томши начало иссякать. Сколько внимания бывшей секретарше — теперь, когда каждая минута на счету! Хотя, подсчитав, сколько времени он сам потратил зря, Козьма не посмел бы упрекнуть Максима.
— Не ездили ли вы в Драгушаны?
Томша кивнул.
— Будьте добры, напишите мне докладную записку по поводу тех тридцати гектаров. — Мога был еще под впечатлением недавней встречи, и голос его звучал добродушно. — Только опишите все объективно. Хочу разобраться в вопросе, который касается также вас: что же именно заставляет человека расстаться вдруг с принципиальностью. Прошу представить записку завтра утром. — Последние слова Мога произнес достаточно властно, словно предупреждая: просить-то прошу, но просьба моя также и приказ.
Голос Томши прозвучал упрямо и жестко:
— Я теперь не работаю в Драгушанах, так что мне не о чем докладывать.
Максим помрачнел. Но в комнате после ухода Наталицы еще витало приятное благоухание, и это, казалось, помешало ему повысить голос.
— Козьма Митрофанович! Нам с вами придется еще долго работать вместе. Подумайте об этом, пожалуйста.
— Подумаю, Максим Дмитриевич! — Томша торопливо вышел, сердито закрыл за собой дверь и проследовал мимо Аделы, даже не взглянув на нее.
На вечернем заседании в Селиште, созванном Александром Кэлиману, было принято решение доставлять виноград на переработку на заготовительные пункты до двенадцати часов ночи. Иначе создавалась угроза, что через несколько дней на плантациях будут оставаться на ночь десятки и десятки тонн собранного винограда. Драгомир Войку в тот вечер получил первое важное поручение на своем новом посту — переделать график работы транспорта с учетом создавшейся новой ситуации. Максим Мога придал ему в помощь Симиона Софроняну и Серафима Сфынту. Несмотря на это, Войку был неспокоен, опасаясь, что не справится с делом вовремя.
— Удружил же ты мне, Максим! — Войку вздохнул, словно от сильной боли.
Вениамин Олару зажег огромный костер; языки пламени с неутолимой жадностью вспарывали тьму, искры весело роились в воздухе, тихо текли беседы. Люди устали, но были и довольны, что первый день массового сбора завершился успешно. Большое ведь дело, если первый шаг удается сделать уверенно.
— Иначе как бы ты увидел такую красоту? — тихо засмеялся Максим Мога, протянув руку к костру. — Романтика, не правда ли? Нашему Олару надо было стать режиссером спектаклей на природе. В этом он, по-моему, разбирается лучше, чем в виноградарстве.
Станчу слышал обмен репликами между Могой и Войку и счел уместным вмешаться в разговор. На всем протяжении совещания нервы Станчу были до предела сжаты в ожидании «суда» Моги. Он был уверен, что Мога не упустит случая подвергнуть его критике за «резервные» гектары. Но генеральный директор ни словом не коснулся этого случая. Забыл о нем или смолчал нарочно? Скорее — второе, ибо таким был его метод: указав виновному на его ошибку, оставлять его в тревоге, в ожидании наказания, которое повисало над ним, как дамоклов меч.
— Не так страшен черт, как его малюют, Драгомир, — сказал Станчу, стараясь показать, в каком он хорошем настроении, а значит — как чиста его совесть. — Побольше же смелости!
Максим Мога отозвался не без намека:
— Прислушайся, Драгомир, к совету товарища Станчу, у него в этом богатый опыт.
Удар достиг цели, Станчу почувствовал, что Мога угодил ему в самое сердце. Но ни признака тревоги не появилось на его лице. Станчу умел сохранять спокойствие.