Возвращение изгнанника

— А говорил он тебе о том, как Селар явился к нему через два года после завоевания? О том дне, когда Роберт продал свою честь ради свободы? Рассказывал ли, как перессорился с гильдийцами до такой степени, что Селару пришлось вышвырнуть его из совета? Как намеренно нарушил святой закон Гильдии ради того, чтобы завладеть клочком земли?

Белла помолчала и добавила:

— Говорил ли он тебе о том, как убил свою жену?

— Что? — Руки Дженн замерли над ее вышиванием. Девушка чуть не рассмеялась, услышав такое обвинение, но в глазах Беллы не было веселья.

— То, что он покинул страну сразу же после ее смерти, не было совпадением. О, я знаю, его только что исключили из совета, но многим случалось терять положение при дворе и все же не обращаться в бегство. Однако Береника умерла так вскоре после скандала, и к тому же… немногие это знают, но Роберт заезжал в Данлорн, прежде чем скрыться, и той самой ночью она и умерла.

— Откуда ты это знаешь?

— Не важно.

— Но все равно — из твоих слов не следует, что он ее убил.

— Нет? Тогда почему он скрылся? Спроси себя. Почему Роберт покинул Люсару?

В лесу за стеной замка прокричала сова. Дженн каждую ночь прислушивалась к ее крику, надеясь, что птица прилетит в ее маленький садик, но этого не случилось ни разу. Только неясное эхо долетало до девушки этими теплыми весенними вечерами. Дженн, пересекавшая пустой двор, остановилась и завертела головой, пытаясь определить направление звука. Крик совы был теперь единственным живым напоминанием о ее прежней жизни в лесу.

В Шан Моссе она часто уходила из переполненной таверны в лесную прохладу. Даже зимой среди деревьев, на холмах и в долинах можно было найти покой и умиротворение. За многие годы Дженн очень хорошо изучила лес и теперь, живя в замке, несмотря на все преимущества ее нового положения, скучала по гармонии природы. Ей так хотелось коснуться шершавой коры, почувствовать под ногами опавшие листья. Там, в лесу, никто от нее ничего не требовал, там не было обязательств… и не было вопросов.

Она двинулась через двор к калитке в сад, но ее ноги еле волочились, словно налитые тяжестью мыслей.

Бесконечный поток вопросов, непрерывных, неожиданных. Как ей научиться пользоваться силой? Кто были те всадники, что похитили ее? И почему ее похитили? Почему она — единственная из всех — нашлась?

Действительно ли Роберт убил свою жену?

Дженн остановилась, положив ладонь на калитку. В темноте она почти не видела собственной руки, но при помощи колдовского зрения могла ее разглядеть совершенно отчетливо. Рука колдуньи…

Нет. Это невозможно. Роберт — солдат, закаленный в битвах, но он отправился в добровольное изгнание, чтобы не нарушить данной королю клятвы. Невозможно, чтобы такой человек, более всего дорожащий своей честью, убил собственную жену.

«Откуда ты знаешь?» — не давал Дженн покоя внутренний голос. Как можно быть уверенной в чем-то, когда дело касается этого человека? Он ни с кем не откровенен, никому не доверяет. Так как же можно доверять ему самому? Он могучий колдун, способный на очень многое. Те, кто хорошо его знает, доверяют ему — и ненавидят себя за это.

Так что же, о боги, было в нем такого, что заставляло ее верить в его невиновность?

Дженн улыбнулась: легче было перечислить то, чего в Роберте не было. Жадности. Стремления к власти. Себялюбия. Конечно, у него были для этого какие-то непонятные причины, но он ведь раз за разом отказывался возглавить Анклав, хоть это дало бы ему невероятное могущество. И ему так легко было бы дать Селару погибнуть… или убить его впоследствии.

Да, у Роберта было так много возможностей покориться злу — хотя бы оставить ее на произвол Гильдии или Анклава. Однако он выбирал путь добра. Каждый раз.

Такие ответы было нетрудно найти, однако Дженн знала, что есть другой, гораздо более глубокий ответ, который много труднее осознать.

То, что она так часто видела в его глазах… Что это было? Печаль? Боль? Если так, то почему никто, кроме нее, этого не замечал? Может быть, другие видели только то, что хотели видеть, — а никому не хотелось считать Роберта уязвимым.

Дженн снова протянула руку и открыла скрипучую калитку. Ее охватила волна весеннего благоухания, она сделала глубокий вдох — и замерла на месте.

Кто-то за ней следил. Как тогда, на рынке, она почувствовала на себе чей-то взгляд. Но ведь она здесь одна. Наверняка одна.

Дженн осторожно повернулась и присмотрелась к теням, лежащим на камнях двора, к темному силуэту конюшни у северной стены, кордегардии у ворот. Какая-то собака, не обращая на Дженн внимания, принюхивалась к кузнечной наковальне. Больше никого тут не было. Так откуда же тревожное чувство?..

Сделав глубокий вдох, девушка призвала на помощь колдовское зрение. Она совсем не была уверена, что делает это правильно; у нее было такое ощущение, словно она раскинула руки по темному двору и ощупывает каждый камень, каждую трещину в стенах. Она тянулась все дальше и дальше, представляясь себе кем-то холодным и бестелесным. Но вот…

— Кто здесь? — дрожащим голосом спросила она. — Почему вы прячетесь?