Возвращение из Трапезунда

— Сейчас они уже посылают туда телеграф, — сказал Рефик. — Можешь посмотреть на часы — через два часа генералы в Батуми и адмиралы в Севастополе уже будут знать, что на «Измаиле» большая партия контрабанды. Завтра в Петербурге будут знать.

— И Метелкин надолго сядет в тюрьму.

— И этот паршивый профессор, и его Берестов, который предал нашего отца Османа, — все сядут. И правильно. Зачем превращать военный корабль, госпиталь, святое место, в склад контрабанды?

— Это грех, — согласился Халиб.

— Умный человек мстит чужими руками, — сказал Рефик.

Они весело рассмеялись. Потом они пошли спать, потому что завтра долгий, трудный день. Близки уже войска освободителей — не сегодня-завтра начнется бегство неверных. Метелкин пропадет как дым, русские офицеры исчезнут как дурной сон, а что касается греков и армян и самой отвратительной из них, приспешницы сатаны, соблазнительницы и держательницы борделя Аспасии Теофилато — худшей из худших, хоть и желаннейшей из желанных, то она не уйдет отсюда живой. Ее распнут солдаты-победители и превратят в кучу кровавого мяса — и она умрет, вопя о милости, — так будет отомщен славный Осман Гюндюз — в это верил его ученик и наследник по прозвищу Ылгаз.

* * *

Андрей проснулся от страшного кошмара — кто-то догонял его, чтобы утопить, но лица того, кто гнался, он не видел. Андрей открыл глаза и посмотрел на иллюминатор; тот был четко виден в темноте голубым кругом — значит, уже светает: еще три часа хода, и будет Батум.

Спать не хотелось. Андрей приподнялся на локте — Российский спал на спине, подняв вертикально бородку и легонько деловито посапывая, будто спешил выспаться, чтобы вернуться к своим любимым рукописям.

Андрей оделся и поднялся на палубу — ему хотелось увидеть, как из моря поднимутся далекие горы кавказского берега, — точно такими их много сотен лет назад увидел Одиссей и спутники Язона. Там их ждала Медея и удивительные приключения. Ради золота.

На пустой и оттого обширной верхней палубе транспорта было прохладно и влажно — от поднявшегося тумана поручни и стойки были в каплях и потеках влаги, рифленая палуба под ногами была мокрой.

Издали зазвучали гулкие частые шаги, словно кто-то стучал на большом железном барабане — часто и мерно. Андрей обернулся — по палубе бежал матрос в белой робе и холщовых клешах. Он пробежал мимо Андрея, не посмотрев на него.

Гул башмаков по железу затих в отдалении.

Впереди по курсу корабля все еще висел туман, так что море и небо сливались там, впереди, в белесой дымке.

Андрей пошел по палубе — под парусиновым навесом стояли в ряд несколько десятков коек, что, видно, не поместились внизу, — на них лежали одинаково накрытые одеялами и одинаково держащие руки на одеялах раненые — они спали либо лежали, глядя вверх. Между кроватями медленно шла медицинская сестра в черном платье и белом с красным крестом переднике. Вот она остановилась у койки, губы ее шевельнулись — она говорила что-то солдату, потом пошла дальше, снова остановилась — на этот раз недалеко от Андрея, снова нагнулась и провела ладонью над лицом глядевшего в небо раненого. Когда рука поднялась — глаза его были закрыты. Сестра перекрестила умершего, потом потянула простыню и закрыла ею его лицо. И пошла дальше, заглядывая в лица.

Над Андреем, словно крепостная башня, поднималась дымовая труба, дым был обильным и черным — наверное, это было плохо: такой столб дыма виден издали. Андрей посмотрел в море в поисках миноносца сопровождения «Фирдониси» и увидел, как тот возник из тумана, видно, замедлил ход, позволяя «Измаилу» догнать себя. Он был нем и безлюден. И даже дым над его короткой, наклоненной назад трубой был почти не виден.

Андрей смотрел вперед и дождался желанного момента — постепенно туман истончался и море становилось видным все далее перед носом «Измаила». Это движение совпало с подъемом солнца — край его показался почти прямо по курсу транспорта, и яркий свет пробился сквозь поредевший туман. Чем более поднималось солнце над морем, тем быстрее таял, исчезал туман, и когда Андрей зажмурился от ослепительных лучей поднявшегося над горизонтом светила, туман уже исчез, не оставив о себе воспоминания, кроме мокрых поручней, стоек и палубы. Солнце быстро нагревало воздух, металл начал сохнуть, и кое-где над палубой поднялся легкий пар.

Море открылось далеко впереди, но ожидаемого кавказского берега Андрей не увидел — лишь легкую голубую, чуть темнее неба, дымку, которую можно было принять за полоску оставшегося тумана. Андрей понял, что если он побудет еще полчаса на палубе, то сможет различить берег.