Возвращение из Трапезунда

Звать ли их — или истечь кровью здесь?

Коля понимал, что сейчас должны возникнуть картины его детства, но картины детства не возникали, и в голове только крутились слова, сказанные перед смертью… кажется, сыном Наполеона: «В моей жизни было два достойных упоминания события — я родился и умер».

— На помощь! — со злостью ко всем людям кричал Коля. Пускай он умрет — пускай это будет, но не один, не забытый на чердаке покинутой виллы! Не так, чтобы через год здесь отыскали скелет в разорванном, насквозь прогнившем мундире… И Коля сам удивился способности своего мозга создавать такие яркие картины.

И злость на человечество помогла Коле подняться на ноги — раненая рука повисла вдоль тела, а левой он придерживался за стенку. Таким образом, почти в забытьи, он миновал два пролета — на третьем ноги предали его, и он полетел вниз, но боли не почувствовал. И вообще ничего не почувствовал до тех пор, пока, проходя по комнатам дворца, его не увидел Елисей Мученик, потерявший в последней атаке свой черный «пикельхельм».

— Господи, — сказал он, — силы небесные! Андрей Сергеевич! Как вас угораздило!

Сказал он это искренне, потому что ему не хотелось сражаться с возлюбленным Раисы Федотовны.

Елисей Борисович Мученик был готов служить революции и мировой свободе, готов был сражаться на всех баррикадах планеты, но это не означало, что он был кровожадным человеком. В этом он был схож с иными вождями революционных течений и возмущений, которые остались в памяти человечества как варвары и садисты, хотя никогда такими не были. Вряд ли Наполеон смог бы отрубить голову даже самому отъявленному, с его точки зрения, преступнику — но подписать приказ о казни заложников или мародеров он мог без зазрения совести, даже перед обедом. Он казнил как бы не конкретных людей, а враждебные его высоким целям идеи. Он убирал препятствия с дороги к прогрессу. И не дай Бог вам оказаться таким препятствием. Но стоит такому вождю увидеть страдания одного человека, которого он знает лично, как в нем просыпаются гуманизм и человеческое сострадание.

Мученика, который Колю не любил и любить, конечно, не мог, при виде потерявшего сознание, лежащего у лестницы окровавленного соперника охватила не только жалость, но и искреннее негодование к судьбе, которая заставляет людей становиться врагами и убивать друг друга. Если бы рядом оказался врач и предложил Елисею Борисовичу отдать половину своей крови для спасения жизни Андрея Берестова, Мученик ни секунды бы не колебался. Он бы всю кровь отдал — лишь бы его соперник жил!

Вначале Мученик решил было, что Коля умер, и постарался обнажить голову. Но «пикельхельм» был уже потерян, потому пальцы Мученика запутались в шевелюре, там и остались. Вождь революционеров стоял над Колей, а мимо пробегали его соратники, продолжая наступление.

И тут Коля потянул вперед руку и застонал — высоко-высоко, будто заплакал младенческим голосом.

— Люди! — закричал тогда Мученик. — Идите сюда, кто может! Человеку плохо и ему надо помочь!

Он так убедительно кричал, что появился солдатик, который как раз и искал Мученика, потому что нес в руке потерянный прусский «пикельхельм». Солдатик считал его необходимым для вождя, как бы источником дополнительной силы.

— Молодец. — Мученик надвинул шлем на брови. — Надо перетащить его — на диван или куда-нибудь.

— На лавку положим, а? — сказал покорно солдатик.

И они вдвоем, измаравшись кровью и уморившись, потому что бессильного раненого человека тащить очень непросто, перетащили Колю на жесткую резную дубовую скамью, что стояла у стены прихожей. Мученик обернулся в поисках чего-то мягкого, чтобы положить под голову Беккеру, но ничего не нашел.

А тут в вестибюль дворца из внутренних помещений выбежал телеграфист и спросил:

— Чего дальше делать? Они не сдаются.

— А мы их сейчас в море утопим, — ответил Мученик и засмеялся, без злобы, а просто как человек, нашедший красивое решение геометрической задачи. Затем наклонился к Коле, поцеловал его по-братски в холодный лоб и сказал: — Выздоравливай, дурачок!

На этих странных словах Коля очнулся и увидел склоненное к нему лицо Мученика. Лицо тут же отодвинулось и исчезло. Елисей убегал от него, за ним телеграфист, а оттуда, куда они бежали, гремели выстрелы. Поэтому слабый крик Коли, мольбу не покидать его революционеры не услышали.

Коля попытался сесть на лавке, но не смог — был слишком слаб и слишком болела рука. У них, конечно, санитаров нет, подумал он о врагах. И его охватила ненависть к Мученику, который так подло оставил его умирать.

* * *

Адмирал Колчак вывел к молу небольшую группу людей, отдавшихся под его покровительство. Он велел Марии Федоровне, жене Александра Михайловича Ксении Александровне, все еще пребывавшей в безумии княжне Татьяне, а также Юсуповой и горничной Наташе спрятаться сбоку от пирса. На их счастье, пирс, выдававшийся саблей в море, в том месте, где встречался с волнами, образовал стену, достаточную, чтобы защитить женщин от случайных пуль.