Возвращение из Трапезунда

Патруль направился дальше, а Андрей, спросив для верности о кратчайшей дороге к морю, свернул с площади направо и пошел узкой кривой улицей, мостовая которой углублялась к центру, там по канавке стекала черная вода, от которой плохо пахло. У домов, как правило, был каменный, сложенный из плит первый этаж, второй же, деревянный, выдавался над первым. Над головой дома почти смыкались, оставляя лишь узенькую щелку темного неба. Андрей шел, осторожно переставляя ноги и придерживаясь левой рукой за стенки. Порой наверху из открытых окон доносились голоса людей, которые, может, пили чай или говорили о войне и возвращении турок, а может, о рыбной ловле. Заплакал ребенок — в ответ зазвенели женские голоса, успокаивали в три голоса. Улица была короткой — потом она расширилась в еще одну площадь. У ее края стояла превращенная в мечеть чудесная романская церковь. Полумесяц на месте креста, ясно видный на фоне подсвеченных луной облаков, казался недоразумением.

Обогнув церковь, Андрей пошел широкой, изъезженной телегами, повозками и моторами улицей, что вела через нижний город к порту. Вскоре он оказался возле моря.

Захламленный и забросанный ящиками, мешками, частями поломанных машин, просыпанным добром — всем, что остается возле причалов порта военного времени, — пляж тянулся вдаль.

Андрей пошел вдоль берега, у самой воды. Цепочками ярких огней был виден «Измаил». Видно, на ночь разгрузка была прервана, и возле выгруженного добра, кое-как накрытого брезентом, шагали часовые. Еще несколько солдат сидели вокруг костра на берегу, и было странно здесь слышать, как они поют «Степь да степь кругом…».

Дальше, в стороне от порта, от грязных причалов начинался песчаный берег, отороченный черными полосами водорослей. Андрей остановился. Было тихо — голоса солдат сюда почти не доносились.

Как в сказке — за морем ждет меня моя суженая. Может, уже стоит там, по другую сторону этой водной громады, смотрит на юг и думает, куда же задевался ее ясный сокол. А ты, Андрей Берестов, согласен ли сейчас прыгнуть еще на три месяца вперед, чтобы ускорить встречу с Лидочкой? «Нет, — ответил он, — это положено мне судьбой — я и так украл у себя почти три года, пропустил очень важные события, которые видели другие люди. Как будто проспал. И могу ли я отказаться от экспедиции в Трапезунд, от раскопок в столице императоров, от открытий, которые, может быть, сравнятся с открытиями самого Шлимана? Нет, я не согласен больше бежать. Лидочка, не сердись и подожди меня. Я тебе за все очень благодарен, но спешить не буду. Я приду к тебе, как только ты появишься здесь, тебе даже не придется долго ждать…»

С моря потянуло зябким ветерком, волны стали громче набегать на песок и внятно шуршали, убегая с него.

Андрей решил возвращаться той улицей, где была кофейня с фрегатом. Может, она открыта наконец — надо же отдать письмо. Несмотря на темноту, Андрей быстро нашел кофейню, но она была заперта, на двери пыльный замок, а в окнах нет света.

Сначала идти было легко — луна светила почти над головой, и Андрей шагал уверенно, не наступая в выбоины. Затем улица свернула направо, и Андрею пришлось подчиниться этому изгибу. Ничего, сказал он себе, сейчас она снова повернет налево. Но улица упорно шла в ненужном направлении, и неизвестно было, что лучше: поворачивать обратно или продолжать путешествие. Наконец Андрей добрался до перекрестка, откуда темный переулок, шириной чуть больше сажени, вел наверх, и Андрей нырнул в эту щель.

Подъем был почти незаметен, и Андрей прошел шагов двести, следуя неверным изгибам переулка, воздух в котором был куда более спертым и неприятным, чем у моря. И тут он услышал сзади шаги.

Шаги могли принадлежать кому угодно. В конце концов, в этом переулке жили люди, и кто-то из них мог припоздниться и вот теперь возвращается домой. Мог быть такой же путник, как Андрей, — идет из порта короткой дорогой… Но уговоры не помогали. Потому что шаги были очень осторожными. Настолько осторожными, что Андрей слышал их далеко не все время.

Андрей прибавил ходу. Он вспомнил, как когда-то в Ялте за ним тоже стучали шаги и оказались шагами Хачика.

К сожалению, здесь не приходилось рассчитывать на заботу гимназических друзей. Впрочем, и оснований бояться тоже не было — чего бояться здоровому молодому человеку в каком-то несчастном, не то турецком, не то греческом городке, кстати, оккупированном родными российскими воинами. Ничего страшного, сейчас ты замедлишь шаги и дашь ночному чудаку себя догнать… Он попросит у тебя закурить…

Уговаривая себя, Андрей тем не менее шагов не замедлял, а ждал, когда переулок вольется в какую-нибудь площадь, посреди которой горит фонарь и гуляют русские патрули… пока что переулок тянулся бесконечно — правда, от него ответвлялись закоулки или проходы, но они были еще темнее и уже.