— И вы торгуете? — спросил Андрей, и в его вопросе было видно такое чистое удивление, такая уверенность в том, что археологи в отличие от остального населения планеты взяток не берут и в темных сделках не участвуют, что Иван Иванович вовсе расхохотался и начал колотить себя кулачищами по острым коленям.
— Я не только торгую, — заявил он, отсмеявшись, — я занимаюсь контрабандой и играю на бирже, только что не ворую.
— Но зачем, зачем? — настаивал Андрей. — Вам же некогда копать.
— Вы не знаете моего распорядка дня, — возразил Иван Иванович. — Я, к вашему сведению, никогда не отлыниваю от ученых занятий и нахожусь на лучшем счету у господина профессора.
— Но чем здесь можно торговать? — спросил Российский, который не выказал никакого удивления или возмущения.
— Здесь? Тем, что приходит из России, и тем, что можно отправить на нашу любимую родину, — сказал Иван Иванович. — Я — мелкая сошка, и поэтому меня не трогают большие акулы. Мне бы просуществовать и вернуться домой обеспеченным человеком.
— Зачем? — спросил Андрей.
— Затем, что я хочу жениться, купить небольшое имение, чтобы хозяйствовать со своей будущей супругой. Я, милостивый государь, из крестьян, я люблю землю более, чем историю.
— Странно, — сказал Андрей, краем глаза видя, как Российский поднимается с тюка и медленно, подобно собирателю бабочек, крадется к зданию пакгауза, стоящему в нескольких метрах.
— Что странно?
— В России идет революция. Многие люди полагают, что вообще надо разделаться со всеми помещиками, отнять имения и все разделить поровну. Солдаты бунтуют, а вы рассуждаете так, словно ничего не произойдет.
— Если я буду думать о дурном, — возразил крестьянский сын, — то я опущу руки и стану ждать смерти. А это мне не свойственно. Вы знаете, кто мой любимый писатель?
— Нет.
— Могли бы и догадаться — Максим Горький. И не его книжки — Бог с ними, с его книжками, в них он часто выступает слюнтяем и интеллигентом. Меня он интересует как фигура, как человек, сделавший сам себя. Без помощи покровителя или общества. Я ощущаю родство с ним. Он бы меня понял.
Подошел очередной грек. Иван Иванович заговорил с ним по-гречески, и довольно бегло притом, затем вытащил из бездонной сумы пакет, перевязанный бечевкой, за что получил от грека иной формы сверток. Потом грек раскрыл бумажник черной кожи и, пересчитав, вручил Ивану Ивановичу целую пачку незнакомых на вид денег.
Пока шел обмен пакетами и деньгами, Андрей поднялся и пошел к началу улицы, ведшей от пирса. Он сразу увидел кофейню «Синдбад» и деревянный фрегат над запертой дверью. Видно, было еще рано. Андрей подошел к Российскому, сидевшему на корточках перед сложенной из каменных плит стеной пакгауза.
— Что вы нашли? — спросил Андрей.
— Да вы посмотрите, студент! — ответил Российский, не оборачиваясь. — Это же греческая надпись десятого века. Именно десятого века, и скорее всего — первой половины.
— Это редкость? — спросил Андрей, боясь спугнуть ту творческую углубленность, что владела Российским.
— Это большая редкость. Трапезундская империя упрочилась здесь в начале тринадцатого века, до того это была глухая византийская провинция. Я не знаю другой надписи десятого века из этих мест. Вот только сохранность… — Российский кончиками пальцев погладил стертые буквы.
— Вижу, надпись нашли, — сказал, подходя, Иван Иванович. — Здесь их тысячи. Сначала христиане уничтожали храмы римской эры, используя камень для своих построек, затем их дома, дворцы и церкви с таким же энтузиазмом крушили турки. Чудо, что здесь что-то осталось.
— Выгодно продали? — не без сарказма, как ему показалось, спросил Андрей.
— Весьма выгодно, — добродушно ответил Иван Иванович.
— А что здесь идет? — спросил вдруг Российский, выпрямляясь и почесывая острую бородку.
— Мы вывозим отсюда хороший табак, — с готовностью ответил Иван Иванович. — Он хорошо идет у нас. А еще лучше — опиум.
— Опиум? — удивился Андрей. — Для медиков?
— Есть люди, которые курят опиум.
— Но это опасно, — сказал Андрей. — Может образоваться вредная привычка.
Он пользовался сведениями из журнала «Вокруг света».
— Неизбежно, — сказал Российский. — И человек чахнет, не в силах существовать без этого зелья. А это уже распространено в России?
— Пороки гнездятся повсюду, — уклончиво ответил Иван Иванович. — Пошли к нашим вещам — к ним подкрадываются байстрюки!
Размахивая торбочкой на веревочной ручке, Иван Иванович побежал к экспедиционному багажу, звуками изображая сразу паровоз и стреляющую картечью батарею.
От кучи вещей, подобно тараканам, беззвучно кинулись в разные стороны оборванные портовые мальчишки. Иван Иванович подобрал с земли камень и со злостью запустил вслед воришкам. Камень попал одному из них в ногу, тот завопил и начал сильно прихрамывать.
— Ну зачем вы так! — сказал Андрей.
— Ничего нельзя оставить, ни на секунду, — проворчал Иван Иванович. — Ну вот… — Он показал, что один из вьюков был вспорот и оттуда наполовину вытащен рулон парусины.
— А что же им нужно от нас? — спросил Российский, имея в виду международную торговлю, а не воришек.