Возвращение из ниоткуда

Симаков кивнул, и они направились обратно. По пути полковник цепким взглядом осматривал стены. Возле проёма, ведущего в коридор, он остановился.

– Возвращайтесь, Пётр Иванович, а я хочу здесь ещё раз всё обследовать лично. Да, и пришлите мне сюда этого сказочника, как там его…

– Лейтенант Дорогин.

– Вот-вот. Он сейчас на объекте?

– Так точно, в восточном секторе.

– Давайте его сюда. Выполняйте.

– Есть.

Савельев чётко повернулся и вышел.

Оставшись один, полковник повернулся и снова прошёл до самого конца штольни, слабо освещаемой переносными лампами. По дороге он очень внимательно присматривался к стенам. Упершись в конце тоннеля в массивную металлическую дверь, он потрогал её, убедился в том, что та закрыта, и повернул назад.

Полковник подошёл проёму, ведущему в коридор, как раз в тот момент, когда из открывшейся двери лифта вышел молоденький лейтенант – худощавый и настороженный. Он приблизился к Симакову, который не стал дожидаться его уставного обращения и произнёс первым:

– Лейтенант Дорогин?

– Так точно, товарищ полковник, – вытянулся тот. – Лейтенант Дорогин по вашему приказанию прибыл.

– Хорошо. Ну-с, показывайте вашу чертовщину.

Тот замялся.

– Я… Но я же указал в рапорте – там теперь ничего нет. Всё исчезло бесследно.

Полковник смерил его взглядом, не сулившим ничего хорошего.

– Покажите то место, где вы, как утверждаете, видели тоннель.

– Слушаюсь.

Дорогин, а за ним и Симаков, свернули от проёма направо, прошли буквально два метра и уперлись в сплошную каменную стену. Лейтенант хмуро указал на неё кивком головы.

– Вот здесь.

Симаков вначале выразительно смерил лейтенантика подчёркнуто насмешливым взглядом, и только затем стал пристально разглядывать тупик, изучая его самым тщательным образом. Каменная стена представляла собой сплошную горную породу, на которой не было и намёка на заделанный проём.

Полковник повернулся к Дорогину, стоявшему с виноватым видом.

– Ну?.. И где же здесь ты видел тоннель, лейтенант?

– Товарищ полковник, – забормотал тот, – но я же собственными…

– Отставить! – рявкнул Симаков. – Признавайся – пьян был сильно?..

– Да я… – Дорогин хотел привычно возмутиться и объяснить, что вообще не пьёт, что у него организм не принимает спиртного ни в каком виде, но презрительно прищуренные глаза полковника изменили его планы. «Чёрт с вами, не верите и не надо, ничего больше не скажу»

– Так, совсем немного, – насупившись, пробормотал он, взяв на себя несуществующую вину.

– Немного, говоришь?.. – гневно пророкотал полковник. – Ещё одно такое «немного» и влетишь отсюда с волчьим билетом! Ясно?

– Так точно, ясно.

– Кругом, шагом марш отсюда!

– Есть! – хмуро отчеканил лейтенант, затем чётко повернулся и удалился.

Оставшись один, полковник её раз внимательно, с фонариком изучил чуть ли не каждый сантиметр стены, даже простучал её, но так и не нашёл ничего подозрительного.

– С кем служить приходится… – пробормотал он с досадой. – Алкаши чёртовы…

После этого Симаков поднялся на поверхность и отправился обратно, в свой кабинет – писать подробный отчёт столичному генералу.

Глава 3

Далёкий северный край переживал свой очередной упадок.

Пронеслись, сменяя друг друга, то годы борьбы врагами народа, то годы всеобщего энтузиазма и веры в светлое завтра, как проносятся детство и зрелость человека. Кипевшая прежде революционными преобразованиями жизнь вошла в спокойное русло, а яростные энтузиасты остепенились и, облачившись в модные костюмы сплошь заграничного кроя, превратились в разнообразных номенклатурных чиновников.

Местный люд, в приказном порядке отученный от привычного уклада жизни, не дождавшись обещанного ему светлого будущего, потихоньку доживал свой век в вымирающих посёлках. Те из них, кто сумел выпихнуть своих детей в большие города, считались большими счастливчиками. Неудачники же спивались и умирали, а их злыдни переходили по наследству детям. Вслед за посёлками стали вымирать, начиная с окраин, и города-добытчики, прежде бурлящие жизнью.

Да что там города, поселки… Вымирали целые народности, растворялись, теряя свой язык, культуру и обычаи. Никто не сажал свою карсикко, не ухаживал за ней. Никто больше не дарил ребёнку саами новорожденного оленёнка с тем, чтобы этот ребёнок приучался с детства растить своё собственное стадо и ухаживать за ним.

Однако нет худа без добра. Природа, как и во все времена, с материнской мудростью принялась сама заживлять свои раны, нанесённые неразумным человечеством. Молодая зелёная поросль брала реванш и широким фронтом надвигалась теперь на полуразрушенные здания брошенных поселений. В бескрайние северные просторы возвращалась пустынность, тишина, безмолвие.

В щедрых лесах, на болотах, реках и озёрах понемногу восстанавливались разнообразные дары природы, но люди всё реже забредали в эти места. Разве что безбашенные туристы упрямо мерили усталыми ногами бесконечные тропы или сплавлялись по бурным рекам. И рада была бы природа по-матерински щедро, как прежде, одаривать людей разнообразными плодами, да вот только их, жителей, здесь почти не осталось, увы…