Пораженный, он повернулся к своим помощникам, которые были удивлены, похоже, не меньше него моей заботой. Затем, отдышавшись, Лазар сказал:
— Я вижу, что весь медицинский персонал готовится принять участие в этом представлении. Жаль, что эту операцию нельзя провести на сцене большой аудитории.
Он фыркнул, а мы с обоими помощниками присоединились к его смеху, и только секретарша улыбалась застенчиво и чуточку таинственно. Но Лазар тут же пресек представление, легонечко помахав мне ладонью, с чем я и покинул кабинет.
Перед тем как распрощаться с секретаршей Лазара, я спросил ее, как ко всему происходящему относится Дори. Как я и ожидал, она в страшном напряжении и смущена даже больше, чем ее муж. Вскоре она должна была появиться, чтобы провести эту ночь вместе с ним в той комнате, что специально была предоставлена в их распоряжение перед операцией. Сама мысль, что даже одну-единственную ночь она не в состоянии пробыть в одиночестве в собственной своей квартире и своей кровати, наполняла меня странным сочувствием. Ситуация так меня тронула, что в какой-то момент я даже подумывал, чтобы дождаться ее здесь, возле офиса, но испугался, что, услышав объяснение моего преждевременного возвращения из Англии, она попросит профессора Хишина убрать меня из операционной… и усилием воли удалился со сцены. Но не до конца. Я сидел, скрытый темнотой, становившейся все гуще. Сидел, ожидая звука ее твердых, уверенных шагов.
В течение всех шести часов операции она и ее сын сидели в офисе ее мужа под заботливым присмотром секретарши, непрерывно предлагавшей им закуски и напитки. Из дома для престарелых явилась бабушка, чтобы поддержать своим неиссякающим оптимизмом семью.
Хишин и Левин собственноручно выкатили Лазара из палаты. Произошло это в два часа ночи. В роли санитаров они выглядели довольно убедительно. А Лазар казался совершенно спокойным и взирал на происходящее с некоторым удивлением. Внимая шуткам и прибауткам, непрерывным потоком обрушившимся на него из уст Хишина, он лишь улыбался и тихо кивал головой. В противовес Хишину профессор Левин выглядел тихим и торжественным. Наверное, он переживал очередной всплеск безумия, который приглушал приступ ярости.
Из-за бесчисленных инструментов, заполнявших пространство, на котором проводились операции сердца, само это место превратилось в своего рода приемное отделение, в котором доктор Накаш и доктор Ярден уже поджидали директора больницы. Я тоже стоял здесь же; в углу. Да. И мне было совершенно ясно, что там и будет находиться мое место в процессе операции — в отдаленном углу. В стороне от двух специалистов, ответственных за все, связанное с технической стороной процесса шунтирования, не смешиваясь равным образом с бригадой из трех операционных медсестер, что гротескно делало меня похожим на профессора Адлера, столь же одинокого. В эту минуту он стоял у раковины и мыл руки в глубокой задумчивости, в то время как Хишин и Левин ловили каждое его движение, буквально буравя его взглядами. В операциях подобного рода очень важно наладить взаимопонимание между хирургом и анестезиологами, и после «старта» они договариваются, каким образом отправлять больного «в полет», применяя раствор фентанила, анестетик кратковременного действия, хорошо поддающийся контролю, в противоположность анестезирующему газу, действие которого имеет более общий и неустойчивый характер. Как раз в это время Накаш имел возможность объяснить мне это изменение в первоначальных планах, прежде чем Лазара ввезли в операционную.
И тут же его вкатили. Я обратил внимание на нечто совершенно невероятное: у доктора Накаша тряслись руки. Немного. И все-таки… После того, как он начал вводить коктейль, приготовленный им заранее в две внутривенные линии в запястьях, настал момент для введения трубок, подающих смесь к легким. И снова я увидел, что он, наиболее опытный и точный из всех присутствующих анестезиологов, внезапно пропустил то место, в которое трубка должна была попасть, и не успевший еще потерять сознание Лазар задергался под темнокожей рукой Накаша, как если бы хотел ее укусить. Накаш побелел и вынужден был с силой прижать лицо Лазара, чтобы восстановить контроль. Выяснилось, что трубка вошла слишком глубоко, так что работать могло только одно легкое, и необходимо было вновь вернуться к месту раздвоения и начать сначала, чтобы оба легких оказались в одинаковом положении.