Возвращение из Индии

Но вообще-то я понимал, что ни в какой музей я не попаду. И не пойду. Потому что совсем рядом был великий Ганг, и многочисленные ступени, ведущие к пустынным, заброшенным, таинственным, темно-коричневым замкам, которые мне так и не удалось повидать, манили меня. После позднего ужина, съеденного в одиночестве в гостиничном ресторане, ободренный явными признаками улучшения у Эйнат, которая, после того как исчезли последние свидетельства недавней процедуры, проснулась и даже попробовала пожевать что-то из принесенного ее родителями, я позволил себе совершить вылазку к реке еще до наступления темноты. Теплый мелкий дождь просеивался сквозь воздух, и смрад от города возносился ввысь, подобно фимиаму. Кто поверит, что я снова вернусь сюда, размышлял я, пока шел по узким аллеям сквозь неутомимые и бесконечные толпы. Я пришел на берег реки, который, невзирая на дождь, был полон купальщиков, и нанял лодку, попросив лодочника отвезти меня к южному причалу, откуда удобнее было разглядывать огромные крепости на другом берегу.

Сумеречный воздух стелился над рекой, но я был не в состоянии проникнуться этой таинственностью. Я все еще переживал то, что с нами случилось, — наши споры с Лазаром насчет аэропорта, внезапный обморок Эйнат. Похоже было, думал я, что мне удалось заинтересовать их, удалось впечатлить, и когда мы вернемся в Израиль, то, как намекал ехидный профессор Хишин, Лазар вполне будет в состоянии помочь мне остаться в больнице. Но вскоре я понял, что мои мысли занимает вовсе не Лазар, а его жена, женщина, которая не могла оставаться одна. И окончательный анализ событий гласил: оказалось большой удачей то, что она поехала с нами, — как иначе я нашел бы подходящего донора в этой вечной толпе? И кто помог бы мне склонить Лазара к тому, чтобы прервать путешествие.

Освещенный баркас, шедший за нами, нагонял волну, и наша маленькая лодка подпрыгивала и кренилась. Я с нежностью начал думать об Эйнат. Как печален для нее должен быть подобный конец путешествия, которое, похоже, было не просто путешествием, но маленькой революцией, а еще точнее, попыткой бегства. И тогда в приглашении Лазаров присоединиться к ним не проглядывает ли замаскированное намерение познакомить их дочь с молодым доктором, «идеальным парнем»? Она была моложе меня всего на четыре года, но выглядела потерявшимся ребенком; кстати, почему она не доучилась хотя бы до первой академической степени, до В. А.?

Гребец призвал меня обратить внимание на пристань, которую мы миновали. Похоже, он заметил, что мысли мои заняты чем-то другим. Я улыбкой поблагодарил его и посмотрел вверх, где уходили в небо коричневые стены храма. «Вишванат, — мягко произнес я… — Вишванат…» Лицо лодочника просветлело, и немедленно он сомкнул ладони, поднеся их к груди знакомым жестом. «Намасте, — сказал он. — Намасте…» Но магия уже рассеялась, и в заключительном периоде нашего путешествия к пристаням, когда мы вернулись на берег, я не стал мешкать, а поспешил обратно в гостиницу, остановившись только у маленькой телефонной будки, возле которой сгрудилось несколько паломников. К моему удивлению, я с первого раза дозвонился до родителей, для чего им пришлось проснуться при звуке моего голоса в трубке, — похоже, мое сообщение о том, что мы уже находимся на пути домой очень их обрадовало. Да, все прошло благополучно. Подробности? Я коротко пересказал им суть произошедшего за эти дни.

Из-за двери нашей комнаты я слышал низкие голоса, и когда я вошел, то застал родителей Эйнат, сидящих на плетеных, пурпурного цвета креслах, спорящих с моей пациенткой, которая сидела на кровати очень желтая, но окончательно пришедшая в себя. Лазар находился в прекрасном расположении духа после напряженных, но успешных усилий, принесших ему четыре билета на самолет до Нью-Дели на следующую ночь. Он также был преисполнен надежды на то, что сможет поменять рейс из Нью-Дели до Рима, который мы пропустили из-за остановки в Варанаси, таким образом, чтобы, успев на рейс компании «Эль-Аль», мы оказались бы дома в пятницу. И наконец-то я понял причину нашей гонки и спешки. У него была назначена встреча с делегацией важных пожертвователей из-за границы, которых он уговорил подарить воскресное утро нашей больнице.

— Вы хотели отсрочки в двадцать четыре часа, а теперь вы получите — до вылета самолета — целых тридцать, — агрессивно сказал он мне, как будто речь шла не о его дочери. Но я только улыбнулся.