Возвращение из Индии

И она быстро нашла ее, но уже не маленькую девочку в измятой школьной униформе, но привлекательную молодую женщину, рано утром стоящую в своей кухне, повязав вокруг талии красный передник и помешивая большой деревянной ложкой кашу для трех ее детей, сидящих на трех разновысоких — в соответствии с их возрастом — сиденьях и в изумлении уставившихся на подоконник, где только что опустилась большая птица, а теперь разгуливала туда и сюда перед ними, словно взволнованная, и озабоченная чем-то школьная, учительница. Дети от души веселятся, глядя на вызывающе красивый и ярко раскрашенный хвост, двигающийся то туда, то сюда, подобно маятнику часов, только живых. Но молодая мать, стоящая позади своего потомства, знает, что, несмотря на общее веселье, она должна быть готова в любую минуту суметь успокоить самую младшую из ее детей, иначе та мгновенно зальется слезами от страха перед крылатым созданьем, которое в эту минуту стоит, уставившись на нее пронзительно, единственным своим зеленым глазом. Она подхватывает малышку на руки, успокаивая и целуя ее, а затем передает с рук на руки ее тайне, что выходит из комнаты: ее лысеющему мужу в элегантном костюме и в позолоченных очках. И эта тайна принимает ребенка с такой веселой и доброй улыбкой, которая, позволяет ей думать, что он уже вышел из своего безумия и не станет больше настаивать на том, что Земля перестала вращаться, и что каждый час является последним и самодостаточным, и ничто во Вселенной не исчезает никогда.

* * *

Но было ли это так уж мудро — врываться к ней сейчас, или я должен был прямо отправиться в больницу? Бледность, покрывавшая лицо Микаэлы, и краснота ее глаз ясно свидетельствовали о том непреложном факте, что события этой ночи вовсе не были ей безразличны. Переживала ли она их, находясь в полном и ясном сознании, или они проходили перед нею в мозгу, затуманенном сном? Она приветливо улыбнулась мне в минуту, когда я появился в кухне, всем своим видом показывая, что не сердится на меня из-за моего отсутствия; более того — ее кажется, удивила поспешность, с которой я вернулся домой. Так должен ли я был выложить все, что случилось этой ночью, спрашивал я себя, и рассказать ей о моей необъяснимой и безрассудной страсти, которая превратилась в любовь, — рассказать ей обо всем этом, перед тем как уйти в больницу? Или я имел право хранить молчание? Но для начала я, склонившись, запечатлел отцовский поцелуй на макушке Шиви, затем поцеловал Микаэлу, аккуратно взяв из ее рук чашку, чтобы покормить ребенка и дать ей возможность торопливо приготовить завтрак, который, по возможности, включал бы в себя чашку сладких хлопьев, которые, с недавнего времени, пришлись мне по вкусу.